Верховный Жрец оказался куда более умелым противником, чем любой из его подчиненных. Вступить в поединок разума одновременно с четырьмя различными соперниками и представлять собой при этом весьма ощутимую угрозу для каждого из четырех — это было, безусловно, достойно уважения. Особенно если учесть, что против изувечен­ного жреца выступали эльфийка, Всадник, ведьма и кот-оборотень. Верховный Жрец явно обладал одним из самых мощных и заслуживающих восхищения разумов. Во вся­ком случае, Эрагон с таким еще никогда не сталкивался. И не без оснований подозревал: если бы не помощь това­рищей, он вполне мог и не устоять под мощным натиском этого жуткого существа. Жрец оказался способен на такие вещи, которые самому Эрагону были пока недоступны. Он, например, связывал прямые мысли Эрагона, направлен­ные Арье и Солембуму, и ухитрялся настолько их запутать, что в какое-то мгновение Эрагон утрачивал всякое пред­ставление даже о себе самом.

Наконец Анжела, пройдя между скамьями, обогнула разъяренного, распушившегося Солембума, по- прежнему сидевшего, скорчившись, над убитым послушником, и ак­куратно переступила через тела тех троих, которых при­кончил Эрагон. Как только она подошла ближе к Верхов­ному Жрецу, тот начал биться, точно рыба на крючке, извиваясь всем телом и пытаясь отползти от нее как мож­но дальше. И сразу же его воздействие на сознание Эраго­на существенно ослабело, хотя и не настолько, чтобы он рискнул нанести ему удар мечом.

А травница, подойдя к Верховному Жрецу, остано­вилась, пристально на него глядя, и тот, немало удивив Эрагона, полностью перестал сопротивляться. Он про­сто лежал, тяжело дыша, на скамье и с минуту, наверное, смотрел своими глубоко запавшими глазами на маленькую женщину с суровым лицом и всклокоченными кудрями. Пока они испепеляли друг друга взглядами, между ними явно шла некая невидимая борьба воли и разума.

Затем Верховный Жрец вздрогнул и отвел глаза. Сла­бая усмешка появилась на устах Анжелы. Она бросила свой кинжал на скамью и откуда-то из складок платья извлекла другой, совсем маленький, кинжальчик с лезвием цвета темного заката. А потом, наклонившись над жрецом, едва слышно прошептала:

— Тебе следовало бы знать мое имя, безъязыкий! Если бы ты его знал, ты никогда бы не осмелился противосто­ять нам. Дай-ка, я назову его тебе…

И она что-то очень тихо, чтобы стоявший рядом Эра­гон не смог ее услышать, сказала на ухо Верховному Жре­цу. Тот, услышав это, побелел. Рот его непроизвольно рас­крылся, превратившись в страшноватый черный овал, и жуткий неземной вой вырвался из его глотки. И тут же весь храм ответил ему сводящим с ума громогласным эхом.

— Ох, да заткнись ты! — в сердцах воскликнула Анжела и вонзила тот маленький кинжал с лезвием цвета заката жрецу прямо в грудь.

Клинок вспыхнул белым светом, точно раскаленное железо, и исчез со звуком, напоминавшим отдаленный раскат грома. Плоть вокруг нанесенной им раны тоже вспыхнула, как сухое дерево, и стала быстро превращаться в тонкий темный порошок, похожий на золу, ссыпавший­ся куда-то в глубь грудной клетки. И Верховный Жрец, захлебнувшись клокочущим хрипом, внезапно затих.

Магическое заклятие действовало быстро. Оно погло­тило и все остальное тело жреца, превратив его в горстку черной ныли, отдаленно напоминавшую человеческую го­лову и торс.

— Ну, вот и дело с концом! — сказала Анжела и реши­тельно кивнула.

Эрагон встряхнулся, словно очнувшись от дурного сна. Теперь, когда ему больше уже не нужно было оказывать мысленное сопротивление Верховному Жрецу, он услышал громкий звон храмового колокола — громкий, настойчивый, сразу напомнивший ему, как раззаки преследовали их с Бро­мом в тот раз, когда они впервые посетили Драс-Леону.

«Муртаг и Торн вскоре будут здесь, — подумал он. — До этого нам надо успеть убраться из храма».

Он спрятал меч Анжелы в ножны и передал его травнице.

— Спасибо, — сказал он, — я думаю, теперь он тебе са­мой понадобится.

А сам, оттащив в сторону трупы послушников, выта­щил из-под груды тел свой Брисингр. И как только он по­чувствовал в руке знакомую рукоять, душу его охватило невероятное облегчение. Меч Анжелы был, безусловно, за­мечательным и весьма опасным клинком, но это было не его оружие. Без Брисингра Эрагон неизменно чувствовал себя незащищенным, уязвимым — точно такое чувство он испы­тывал, когда их разлучали с Сапфирой.

Еще некоторое время ему понадобилось, чтобы отыскать свое кольцо, которое закатилось под одну из скамей, и ожере­лье, подаренное ему гномами. Ожерелье оказалось намотан­ным на ручку носилок Верховного Жреца. Под телами убитых жрецов Эрагон отыскал также меч Арьи, чему она была очень рада. А вот от перевязи Белотха Мудрого не было и следа.

Эрагон заглянул под каждую скамью, внимательно ос­мотрел алтарь и все вокруг, но перевязи не нашел и с от­чаянием воскликнул:

— Здесь ее точно нет! Они ее, должно быть, в своих проклятых туннелях спрятали! — И он повернулся к той стене, что скрывала ведущую вниз лестницу и проход в нижние залы и коридоры. — А может, и где-нибудь здесь, в храме… — Он озирался, не зная, куда в первую очередь от­правиться на поиски.

Бормоча себе под нос заклинание, способствующее поискам нужного предмета, Эрагон бродил по храму, но в ответ возникало лишь ощущение некой гладкой серой пу­стоты. Как он и опасался, перевязь Белотха жрецы успели окутать магической защитой, которая не позволяла иным существам видеть или касаться ее; похожая магическая за­щита была у Брисингра, не позволяя чужим пользоваться этим мечом.

Эрагон нахмурился и сделал шаг к винтовой лестнице, явно собираясь спуститься в подземелье.

Колокол зазвонил еще громче.

— Эрагон, — окликнула его Арья с противоположного конца храма, поудобнее укладывая на плече безжизненное тело послушника, — нам надо идти.

— Ноя…

— Оромис понял бы. Это не твоя вина.

— Но я…

— Оставь! Эта перевязь уже не раз терялась. И ее нахо­дили. И мы, конечно же, отыщем ее. Но сейчас мы должны спешить. Идем скорей!

Эрагон выругался, резко развернулся и бросился к Арье, Анжеле и Солембуму, которые уже стояли у две­рей храма.

«И надо же было потерять самую ценную из своих ве­щей!» — Эрагону казалось почти святотатством бросить здесь перевязь после того, как столько жизней было отня­то, чтобы наполнить ее энергией. И потом, его не остав­ляло предчувствие того, что эта энергия в ближайшее же время очень ему понадобится.

Когда они с Анжелой с огромным трудом отворили тя­желые двери, Эрагон тут же послал мысленную весть Сап­фире о том, что с ними все в порядке. Он прекрасно знал, что дракониха кружит где-то над городом, ожидая, когда он сможет с нею связаться, и решил, что теперь уже мож­но и не скрываться. В общем-то, теперь Эрагону было все равно, почувствует ли его присутствие Муртаг или кто-то еще из магов Гальбаторикса.

И как только его мысли переплелись с мыслями Сапфи­ры, исчезло наконец то щемящее чувство, что сжимало ему грудь, не давая нормально дышать.

«Что вас так задержало?» — воскликнула Сапфира.

Эрагон прямо-таки физически ощущал ее волнение и знал, что она наверняка уже подумывала, не превратить ли ей этот город в руины, чтобы можно было спокойно от­правиться на поиски своего «маленького брата».