Эрагон поспешил в центр комнаты, где уже стояли Анжела и Вирден.
— Что это? — шепотом спросил он.
— Потолок, Эрагон, — прошептала Арья. — Посмотри на потолок!
Он посмотрел, но увидел только старинные каменные плиты, покрытые плесенью и многочисленными трещинами. Странно еще, что этот потолок давным-давно не обвалился.
Потом Эрагон проследил взглядом чуть дальше, и у него перехватило дыхание.
Это были не трещины, а очень глубоко вырезанные в потолке руны! Ряды мелких и аккуратных остроугольных рун. Плесень и минувшие века несколько затрудняли их чтение, но все же большая часть высеченного в камне текста была вполне читаемой.
Эрагон некоторое время мучительно сражался с древней письменностью, но сумел разобрать лишь несколько слов, да и те были написаны несколько иначе, чем он привык.
— Что там сказано? — спросил он. — Это что же, язык гномов?
— Нет, — ответил Вирден. — Это язык твоего народа, только очень древний. На таком языке говорили и писали много веков назад. Да и диалект к тому же весьма необычный: диалект того племени, к которому принадлежал зелот Тоск.
Это имя словно задело некую струну в душе Эрагона, и он вспомнил:
— Когда мы с Рораном спасали Катрину, то слышали, как жрецы Хелгринда упоминают некую книгу, написанную этим Тоском!
Вирден кивнул:
— Да. Она служит фундаментом их веры. Тоск был не первым, кто предложил жрецам Хелгринда те молитвы, которые они произносят, но он первым кодифицировал их верования и обряды, и с тех пор остальные лишь подражали ему. Те, кто поклоняется Хелгринду, считают Тоска священным пророком. А
— Мы могли бы немало узнать из этих надписей, — сказала Анжела, точно завороженная не сводя глаз с потолка. — Если бы только у нас было время… — Эрагон был поражен тем, как сильно все это ее заинтересовало.
Арья, с сожалением оторвав глаза от потолка, посмотрела на семь коридоров, лежащих перед ними.
— Сейчас, еще несколько секунд, — сказал Вирден, вместе с Анжелой упорно разбиравший руны. И Арья, подойдя к одной из арок, стала вполголоса напевать какое-то заклятие, видимо, желая получить некое указание на то, куда им следовать дальше. С помощью подобных заклинаний, как знал Эрагон, обычно ищут спрятанный предмет. Потом она умолкла, выждала с минуту, склонив голову набок, и перешла к следующей арке.
Эрагон еще некоторое время рассматривал руны, а потом вернулся к тому коридору, по которому они сюда пришли, и прислонился плечом к стене. И сразу же почувствовал леденящий холод, исходивший от камня.
Арья тем временем дошла до четвертого прохода и возобновила свое монотонное пение, похожее на вздохи ветра.
И снова не получила никаких указаний.
Слабое щекочущее прикосновение к правой руке заставило Эрагона посмотреть вниз. Огромный бескрылый сверчок прицепился к его перчатке. Насекомое выглядело ужасно: черное, раздувшееся, с зазубренными лапками и массивной головой, похожей на череп. Его панцирь блестел, точно намазанный маслом.
Эрагон содрогнулся от отвращения и щелчком отправил сверчка куда-то в темноту.
Тот приземлился с хорошо слышимым шлепком.
Пятый коридор принес те же результаты, что и первые четыре. Арья обошла выход из того коридора, где стоял Эрагон, и остановилась у седьмой, последней, арки.
Но свое заклинание она произнести не успела: горловой вой эхом пронесся по дальним коридорам. Казалось, этот вой слышится отовсюду одновременно. Затем раздалось шипение, плевки, царапанье когтей, и от этих звуков каждый волосок на теле Эрагона, казалось, встал дыбом.
Анжела волчком завертелась на месте:
— Солембум!
Все четверо, как один, тут же выхватили мечи.
Эрагон отступил спиной к центру комнаты, его взгляд метался с одного прохода на другой. Гёдвей Игнасия чесалась у него на руке, точно укус блохи — но это предупреждение об опасности было бессмысленным, ибо он никак не мог понять, что это за опасность и откуда она грозит.
— Сюда! — сказала Арья, направляясь к седьмому коридору.
Но Анжела сойти с места не пожелала.
— Нет! — упрямо прошептала она. — Мы должны помочь Солембуму!
Только сейчас Эрагон заметил у нее в руке короткий меч со странным, почти бесцветным лезвием, которое в лучах волшебного света переливалось, как драгоценный камень.
Арья нахмурилась.
— Если Муртаг узнает, что мы здесь…
Все произошло так быстро и так бесшумно, что Эрагон ничего не успел бы заметить, если бы не смотрел в нужном направлении… Полдюжины дверей, скрытых в стенах трех различных коридоров, резко распахнулись, и тридцать или сорок людей в черном выбежали оттуда и бросились на них с мечами в руках.
— Летта! — крикнул Вирден, и люди в черном стали налетать друг на друга, поскольку первые из них внезапно остановились, словно споткнувшись о невидимую стену.
Но остановились далеко не все. Люди в черном бросились вперед, и времени на магию попросту не осталось. Эрагон легко отразил колющий удар и, совершив хитрый обманный пас, ловко вывернул своему противнику руку, а потом отрубил ему голову. Как и у всех остальных, лицо этого человека было закрыто платком, видны были только глаза, и эти глаза все еще смотрели на Эрагона поверх платка, когда голова уже катилась по полу.
Эрагон испытал даже некоторое облегчение, почувствовав, как Брисингр пронзает человеческую плоть, ибо весьма опасался, что напавшие на них люди в черном защищены магическими чарами или, в крайнем случае, доспехами; или же — что самое страшное — они вовсе не люди.
Он рубанул второго противника по ребрам и как раз вовремя успел обернуться, чтобы вступить в схватку еще с двоими, и тут чей-то меч, описав арку, полетел с другого конца помещения прямо ему в горло.
Магическая защита спасла его от неминуемой смерти, и все же меч почти коснулся его шеи, повиснув в воздухе. И Эрагон, не совладав с собой, пошатнулся и чуть отступил назад. К его удивлению, тот, кого он только что рубанул мечом, все еще стоял на ногах, хотя по боку у него ручьем текла кровь, и явно не обращал никакого внимания на рану.
Эрагона охватил леденящий ужас.
— Они не чувствуют боли! — крикнул он, яростно сражаясь сразу с тремя противниками. Если кто-то его и услышал, то отвечать все равно возможности не было.
Эрагон пошел в наступление, рассчитывая, что товарищи в случае чего прикроют ему спину. Он размахивал Брисингром так, словно тот весил не больше щепки. Обычно в случае столь активной атаки он в один миг мог расправиться с любым противником. Но то, что эти люди оказались невосприимчивы к боли, означало, что ему нужно либо обезглавить каждого, либо нанести удар в самое сердце, или надеяться на то, что от потери крови воин потеряет сознание. Во всех иных случаях люди в черном оставались на ногах и по-прежнему стремились его прикончить, несмотря на полученные увечья. Их было слишком много, и Эрагон просто не успевал отвечать на сыпавшиеся со всех сторон удары. Он мог бы, конечно, перестать обороняться, уповая на магическую защиту, но поддержка такой защиты, пожалуй, отняла бы у него больше сил, чем любые активные действия. И поскольку Эрагон не мог предсказать, в какую минуту откажет его невидимая защита — а она, безусловно, должна была рано или поздно отказать,