Она кивнула.

— Я знаю, что поможешь. — И вздохнула. Она была явно огорчена.

— В чем дело? — спросил он.

— Все ведь шло так хорошо! Гальбаторикс умер. Все сражения закончились. Мы собирались наконец решить проблему магов. Ты и Сапфира должны были возглавить орден Всадников. А теперь… Я просто не знаю, как нам быть дальше!

— Все устроится, я уверен. Ты найдешь правильное решение.

— Если бы ты остался здесь, искать его было бы куда лег­че… Ты, по крайней мере, согласишься назвать Имя древ­него языка тому, кого мы изберем предводителем магов?

Эрагону не нужно было даже думать на сей счет, ибо он уже рассматривал такую возможность. Но ответил он так:

— Я мог бы, но со временем, мне кажется, все мы пожа­лели бы об этом.

— Значит, ты этого делать не станешь?

Он покачал головой.

Теперь на лице ее было отчетливо написано отчаяние.

— Но почему? Почему ты даже этого сделать не хочешь?

— Это Слово слишком опасно, чтобы им пользовались направо и налево. Понимаешь, Насуада, если у какого-то мага окажется слишком много амбиций, но не хватит сил, чтобы сдержать их, в мире может возникнуть настоящий хаос. С помощью этого Слова такой маг может уничто­жить даже сам древний язык. Никто, даже Гальбаторикс, не был настолько безумен, чтобы это сделать. Однако не слишком опытный и не слишком умелый маг, жаждущий власти, вполне может и попытаться. Кто знает, чем это кончится? В настоящий момент только Арья, Муртаг и драконы — ну, и я сам, конечно, — знают это имя. И луч­ше оставить все как есть.

— Значит, когда ты покинешь Алагейзию, мы будем за­висеть от Арьи, если нам вдруг понадобится это имя?

— Ты же знаешь, что она всегда поможет. Скорее уж я стал бы беспокоиться насчет Муртага.

Насуада, казалось, заглянула куда-то в глубь своей души и сказала:

— Насчет него можно не беспокоиться. Он нам не угро­за. Больше не угроза.

— Как скажешь. Если твоей целью является желание держать в узде всех заклинателей, тогда имя древнего язы­ка — это как раз и есть та тайна, которую лучше всего не доверять никому.

— Если это действительно так, тогда… да, я понимаю.

— Спасибо. Есть и еще кое-что, что тебе следует знать.

Насуада настороженно глянула на него:

— Вот как?

И он рассказал ей о тех идеях, которые недавно приш­ли ему в голову относительно ургалов. Выслушав его, На­суада некоторое время молчала, потом сказала:

— Ты слишком много на себя берешь, Эрагон!

— Приходится. Больше никто и не стал бы столько на себя брать. Так ты одобряешь? По-моему, это единствен­ный способ обеспечить долгосрочный мир.

— А ты уверен, что это разумно?

— Не до конца, но, думаю, нам надо попробовать.

— И с гномами тоже? Это что, действительно так необходимо?

— Да. И это только справедливо. Кстати, это поможет установить равновесие между различными народами.

— А если они не согласятся?

— Я уверен, что согласятся.

— В таком случае поступай, как считаешь нужным. Тебе не нужно мое одобрение — ты достаточно ясно дал это по­нять, — но я согласна: эти действия, похоже, необходимы. Иначе лет через двадцать — тридцать мы можем столкнуть­ся с точно такими же проблемами, какие были у наших предков, когда они впервые прибыли в Алагейзию.

Эрагон слегка поклонился и сказал:

— Хорошо, я все устрою.

— Когда ты собираешься нас покидать?

— Тогда же, когда и Арья.

— Так скоро?

— Нет причин ждать дольше.

Насуада прислонилась к парапету, не сводя глаз с фонтана.

— Ты приедешь к нам погостить?

— Я попробую, но… вряд ли. Когда Анжела гадала мне, она сказала, что я никогда не вернусь.

— Вот как… — Насуада вдруг словно охрипла. Она резко повернулась к Эрагону и посмотрела ему прямо в глаза. — Я буду скучать по тебе.

— И я по тебе.

Она плотно сжала губы, словно стараясь не заплакать. Потом шагнула к нему и обняла. Он тоже обнял ее, и они постояли так несколько секунд, а потом Эрагон сказал:

— Насуада, если ты когда-нибудь устанешь быть короле­вой или захочешь найти место, где могла бы жить в мире и покое, приезжай к нам. Тебе в нашем замке всегда будут рады. Я не могу сделать тебя бессмертной, но я могу значи­тельно продлить годы твоей жизни, и эти годы ты прове­дешь в добром здравии.

— Спасибо. Я очень благодарна за твое предложение и не забуду его.

Однако у Эрагона было ощущение, что она никогда не сможет заставить себя покинуть Алагейзию, какой бы ста­рой ни была. Слишком сильно было в ней чувство долга.

Затем он спросил:

— Ты дашь нам свое благословение?

— Конечно. — И она взяла его лицо в обе руки, поцело­вала его в лоб и сказала: — Благословляю вас обоих, тебя и Сапфиру. И пусть всюду, куда бы вы ни направились, вам сопутствуют мир и удача.

— И тебе я желаю того же самого, — сказал Эрагон.

Насуада еще раз ласково погладила его по щеке, а по­том махнула рукой, и он пошел прочь, оставив ее в одино­честве на балконе.

Опускаясь по лестнице, Эрагон наткнулся на травницу Анжелу. Она сидела, скрестив ноги, в темном дверном проеме и вязала нечто, похожее на бело-голубую шляпу. Поля шляпы были покрыты странными рунами, значе­ния которых Эрагон разобрать не сумел. Рядом с нею ле­жал Солембум, пристроив ей на правое колено голову и тяжелую переднюю лапу.

Эрагон остановился, несколько удивленный, потому что не видел их обоих — он даже не сразу вспомнил, как долго, — наверное, с первых часов после окончания битвы за Урубаен. С тех пор они словно исчезли куда-то.

— Приветствую тебя, — сказала Анжела, не поднимая глаз.

— И я тебя приветствую, — ответил Эрагон и спро­сил: — А что ты тут делаешь?

— Вяжу шляпу.

— Это я вижу, но почему именно здесь?

— Потому что хотела с тобой увидеться. — Спицы в ее руках, слегка позванивая, мелькали с завораживающей регулярностью и быстротой, как тонкие языки пламени. — Говорят, что вы с Сапфирой забираете драконьи яйца и Элдунари и покидаете Алагейзию?

— Как ты и предсказывала, — сердито буркнул Эрагон, приходя в отчаяние от того, что Анжеле удалось выведать такую важную тайну. Подслушать их с Насуадой разговор она никак не могла — не