защитить себя и уже через несколько секунд теснил Эрагона так, что уже тот едва дер­жался на ногах.

Какое-то время их щиты сопротивлялись яростным и безжалостным ударам мечей. Гальбаторикс, как догадал­ся Эрагон, не тронул защитные чары, наложенные на их оружие и доспехи. Но затем магия, защищавшая щит Эра­гона и щит Муртага, вдруг исчезла. Это стало ясно, когда от щитов при каждом ударе полетели осколки. Вскоре Эрагон мощным ударом заставил щит Муртага треснуть. Но одер­жанная им маленькая победа была недолговечной. Муртаг, схватив Заррок обеими руками, два раза подряд с силой ударил по щиту Эрагона и тоже расколол его, так что те­перь они оба снова оказались в одинаковом положении.

За время поединка пол у них под ногами стал скольз­ким от крови, и становилось все труднее удерживать рав­новесие. Огромный зал звенел от гулкого эха — казалось, это отзвуки какой-то давнишней битвы. А еще казалось, будто они находятся в центре всего сущего, и только над ними царит свет, а все остальное погружено во тьму.

И где-то за пределами этого светового круга Гальбато­рикс и Шрюкн неустанно наблюдали за ними.

Без щитов, как обнаружил Эрагон, сражаться оказа­лось даже легче, только теперь они с Муртагом наносили друг другу удары в основном по рукам и ногам. Доспехи защищали их от режущих ударов, но от синяков и ссадин не спасали, и на теле у обоих буквально места живого не осталось.

Эрагон подозревал, что, хотя ему и удалось нанести Муртагу достаточно серьезные ранения, все же лучшим фехтовальщиком является Муртаг. Вряд ли он был намно­го лучше самого Эрагона, но по- настоящему взять над ним верх Эрагону так ни разу и не удалось. Ему казалось, что, если этот поединок будет продолжаться, Муртаг в конце концов сумеет истощить его силы, и он, Эрагон, не сможет продолжать сражение, ослабев от многочисленных ране­ний. Похоже, подобный финал приближался. С каждым шагом Эрагон чувствовал, как горячая кровь ручейком устремляется из раны на бедре вниз, к колену. С каждой минутой ему становилось все труднее защищать себя.

Он понимал, что надо прямо сейчас завершить этот по­единок, иначе он не сможет сражаться с Гальбаториксом. Эрагон и сейчас уже сомневался, сумеет ли оказать Галь­баториксу достойное сопротивление, но попытаться был обязан. Да, хотя бы попытаться!

Однако ему так и остались непонятны причины, побу­дившие Муртага с ним сражаться, и он знал, что так и будет пытаться разгадать эту загадку, а Муртаг будет благодаря этому ловить его на рассеянности. И Эрагон вспомнил сло­ва Глаэдра, которые старый дракон сказал ему когда-то на подступах к Драс-Леоне: «Ты должен научиться видеть то, что у тебя перед глазами». И еще одно высказывание Гла­эдра запомнилось ему: «Путь воина — это путь познания».

И он посмотрел на Муртага столь же внимательно и пристально, как смотрел на Арью во время их трени­ровочных боев, как смотрел и на себя самого, пытаясь понять собственную сущность в ту долгую ночь на острове Врёнгард. Сейчас он надеялся, что сумеет уловить какие-то признаки, которые помогут ему расшифровать тайный язык тела Муртага.

И действительно кое-что понял. Ему, например, стало ясно, что Муртаг измучен и почти без сил, что он сутулит­ся под бременем глубоко укоренившегося гнева или, может быть, страха. И потом, эта его безжалостность… Вряд ли ее можно было назвать новой чертой его характера, но такой безжалостности по отношению к нему, Эрагону, раньше не было. Он заметил и кое-какие более мелкие детали, а когда попытался соединить все это с теми знаниями о Муртаге, которые сохранились с былых времен — с его дружбой, вер­ностью, отвращением к тому, что Гальбаторикс силой под­чинил его себе, — он, казалось, добрался и до истины.

Это заняло всего несколько секунд — секунд, полных напряжения, тяжелого дыхания и стоивших ему несколь­ких неловких ударов и очередной ссадины на локте. Но причина такого поведения Муртага стала для него вполне очевидной.

Что-то очень важное произошло в жизни Муртага. На решение этого важного вопроса их поединок мог оказать решающее влияние. Мало того, это оказалось настолько важным для него, что он был намерен победить любым спо­собом и, если будет нужно, даже убить своего сводного бра­та. То есть какова бы ни была реальная причина этого — а у Эрагона на сей счет имелись свои соображения, весьма, кстати, тревожившие его, — он понимал одно: Муртаг ни­когда не сдастся. Он будет, подобно загнанному в угол зве­рю, биться до последнего вздоха, а это значит, что и ему, Эрагону, никогда не добиться победы — во всяком случае, обычным способом. Если для него этот поединок — всего лишь отвлекающий маневр, то для Муртага он явно имеет жизненно важное значение. Такую решимость, какая сей­час владеет Муртагом, преодолеть очень трудно или даже вообще невозможно. Во всяком случае, с помощью силы. Надо было как-то остановить человека, который настроен продолжать бой во что бы то ни стало и непременно одер­ жать победу.

Пока что Эрагон этого не знал, но понимал, что един­ственный способ остановить Муртага — это дать ему то, что он хочет: победу. А значит, он, Эрагон, должен согла­ситься с поражением. Но полностью принять поражение он не мог. Не мог же он позволить Муртагу безнаказанно выполнить любое требование Гальбаторикса, касающееся его жизни! Он готов был подарить Муртагу эту победу, но потом одержать и свою собственную.

Слушая его мысли, Сапфира горевала и тревожилась все сильнее, а потом сказала:

«Нет, Эрагон. Должен быть какой-то другой путь».

«Так скажи мне какой, — возразил он, — потому что я его не вижу».

Она зарычала, и Торн откликнулся ей тоже рычанием с того края светового круга.

«Выбирай мудро», — сказала Арья, и Эрагон понял, что она имела в виду.

Муртаг снова кинулся на него, клинки их скрестились с оглушительным звоном, затем они разошлись и неко­торое время собирались с силой. А во время следующего схождения Эрагон нарочно чуть отклонился вправо, по­зволив своей правой руке с мечом тоже отклониться слов­но из-за сильной усталости или по небрежности и открыть доступ к телу. Это было почти незаметное движение, но он знал: Муртаг непременно его заметит и непременно вос­пользуется подобной оплошностью противника.

В эти мгновения Эрагон ничего не чувствовал. Нет, он чувствовал, конечно, ту боль, которую вызывали его мно­гочисленные раны, но как бы отдаленно, словно эта боль вовсе и не была его болью. Его разум был точно озеро с глу­бокой водой в безветренный день, ровное и спокойное, но все же полное отражений того, что находится с ним рядом. То, что он видел, он замечал совершенно бессознательно, не задумываясь. Необходимость в тщательном обдумыва­нии каждого движения миновала. Главное — он понимал все, что происходит с ним и «у него перед глазами», и даль­нейшие размышления могли ему только помешать.

Как и ожидал Эрагон, Муртаг бросился на него и попы­тался ударить его мечом в живот.

Но в самый последний момент Эрагон ушел от удара. Двигался он не слишком быстро и не слишком медлен­но, но именно с той скоростью, какой требовала данная ситуация. Он чувствовал, что это было предопределено и являлось тем единственным, что он теперь только и мог предпринять.

А потому Муртаг и не попал ему в живот, как намере­вался, и меч его лишь скользнул ему по ребрам правого бока. Удар был достаточно силен, и сталь противно взвизг­нула, когда Заррок прошел сквозь перерубленные звенья кольчуги и вонзился Эрагону в тело. Однако это прикосно­вение ледяного металла оказалось, пожалуй, даже страш­нее боли. На мгновение у Эрагона перехватило дыхание. А Заррок застрял в кольцах кольчуги, сумев лишь острием задеть ему бок.

Муртаг смотрел на него во все глаза, он был явно по­трясен случившимся.

И Эрагон, не давая Муртагу опомниться, с размаху вон­зил ему Брисингр в живот ближе к пупку. И это оказалось куда более серьезной раной, чем та, которую только что получил сам Эрагон.

Лицо Муртага как-то странно расслабилось, рот приот­крылся, словно он хотел что-то сказать. И он упал на колени, глядя на Эрагона и по-прежнему сжимая в руке Заррок.

Где-то в темноте, сбоку, гневно взревел Торн. Эрагон выдернул Брисингр из тела Муртага, резко отклонился на­зад и оскалился в безмолвном вопле, заставив этим движе­нием Заррок выскользнуть у него из бока.

Затем раздался грохот — это Муртаг выронил меч и скорчился на полу, обхватив себя руками и прижавшись лбом к холодным каменным плитам. Эрагон смотрел на брата, а теплая кровь по-прежнему капала с его брови пря­мо в глаз.