превосходившего, пожалуй, даже главный ве­стибюль Тронжхайма.

Арья оттащила тела солдат в сторону, освобождая под­ход к дверце, затем подошла к ней сама и выставила конец копья наружу, чтобы Эрагон мог за него ухватиться и тоже пройти внутрь.

Но стоило ей самой выпустить копье, как она сразу на­пряглась, словно ожидая удара. Впрочем, на нее, похоже, никакие чары не действовали, хотя все здесь явно было прямо-таки опутано магией.

— Ты что-нибудь чувствуешь? — громко спросил Эра­гон, и ему тут же ответило гулкое эхо.

Арья покачала головой и сказала:

— Если не подходить близко к самим воротам, все будет нормально.

Эрагон передал копье Блёдхгарму; тот взял его, про­шел в дверцу, и они с Арьей принялись осматривать по­мещения, находившиеся по обе стороны от ворот. Потом они попытались открыть ворота с помощью потайного механизма — с такой задачей вряд ли справилось бы и куда большее число людей, но у эльфов дело явно шло на лад.

Вскоре в воздухе послышался звон цепей, и гигантские створки начали медленно отворяться.

Когда проход оказался достаточно широким, чтобы в него смогла пройти Сапфира, Эрагон крикнул: «Стоп!», и створки остановились и замерли.

Блёдхгарм вышел из караульного помещения, находив­шегося справа от ворот, и, стараясь держаться как можно дальше от порога, передал Даутхдаэрт следующему эльфу.

Вскоре все эльфы один за другим проникли в цита­дель, и снаружи остались только Эрагон, Эльва и Сапфира. Вдруг из северной части города донесся ужасающий рев, и на мгновение весь Урубаен разом затих.

— Они раскрыли наш обман! — крикнул эльф Утхинарё и бросил копье Эрагону. — Скорей, Аргетлам!

— Теперь ты, — сказал Эрагон, вручая копье Эльве.

Прижав его к себе согнутыми руками, девочка поспе­шила присоединиться к эльфам и сунула Даутхдаэрт Эра­гону. Тот схватил его и перебежал через порог, но, обер­нувшись в тревоге, он успел увидеть, что Торн уже взлетел над дальним краем города. Упав на колено, Эрагон поспеш­но откатил копье по иолу в сторону Сапфиры и крикнул:

— Скорей!

Но пара секунд все же была потеряна — Сапфире не сразу удалось ухватить копье зубами. Наконец она тоже ринулась в ворота и после гигантского прыжка приземли­лась посреди гигантского вестибюля, разбрасывая лапами трупы солдат.

Где-то вдали страшно взревел Торн, а потом, громко хлопая крыльями, устремился к цитадели.

Арья и Блёдхарм в унисон стали произносить какое-то заклинание, и вскоре оглушительный грохот сотряс каменные стены, а железные створки ворот мгновенно за­хлопнулись с таким жутким лязгом, что у Эрагона онемело все тело. Затем металлический засов — три фута толщиной и шесть футов длиной — скользнул в прикрепленные но обе стороны от ворот скобы, и Арья удовлетворенно сказала:

— Ну вот! На какое-то время это их задержит.

— Боюсь, что не слишком, — заметил Эрагон, глянув в сторону распахнутой боковой дверцы.

А потом они повернулись и увидели, что перед ними в глубь цитадели — а может, и самого утеса, нависавшего над Урубаеном, — уходит огромный коридор, длиной, на­верное, с четверть мили, и в том конце коридора видне­ются еще двери, почти такие же большие, как и входные ворота крепости, и покрытые резными золочеными пла­стинами, красиво блестевшими в свете беспламенных све­тильников, развешанных по стенам на равном удалении друг от друга. По обе стороны коридора виднелись десят­ки других, более узких проходов, ведущих куда-то в недра крепости, но ни один из них не был достаточно велик для Шрюкна, хотя Сапфира, пожалуй, могла бы пройти почти по любому из них. Красные знамена с эмблемой Гальбато­рикса — переплетающимися языками золотистого пламе­ни — висели на стенах через каждые сто футов, а больше в коридоре ничего не было.

Однако он сам по себе был так велик, что это уже вну­шало оторопь; а то, что в нем никого и ничего не было, за­ставляло Эрагона нервничать. Он предполагал, что трон­ный зал находится как раз за этими золочеными дверями, но был совершенно уверен, что добраться до этих дверей будет весьма нелегко. Если Гальбаторикс хотя бы вполови­ну так хитер, как ему приписывает молва, то этот проход к заветным дверям должен быть начинен десятками, если не сотнями, разнообразных ловушек.

Эрагона несколько озадачивало то, что Гальбаторикс до сих пор никак не проявил себя. Даже не попытался про­никнуть в их мысли; он по-прежнему ощущал лишь связь с Сапфирой и с эльфами, однако отчетливо чувствовал, как близко они находятся от Гальбаторикса. А еще ему ка­залось, что за ними наблюдает вся цитадель.

— Он, должно быть, знает, что мы здесь, — сказал он Арье. — Он все про нас знает.

— Тогда нам лучше поторопиться. — Арья вынула из па­сти Сапфиры копье Даутхдаэрт, покрытое драконьей слю­ной, сказала: «Тхурра!», и слюна тут же высохла и обсыпа­лась с копья на пол.

И тут они услышали за спиной, с наружной стороны железных ворот, чудовищный грохот — это Торн призем­лился на площадь, взревел от разочарования и с такой силой ударил по воротам, что даже каменные стены, каза­лось, вздрогнули и зазвенели.

Арья встала во главе их маленького отряд и Эльва по­шла с нею рядом, крепко держась за древко копья и вместе с Арьей пользуясь его защитными силами; теперь им оста­валось лишь преодолеть этот длинный коридор, ведущий в глубь логова Гальбаторикса.

— Господин мой, пора.

Роран открыл глаза и кивнул мальчишке, кото­рый просунул в палатку голову и руку с зажженным фона­рем. Мальчик тут же убежал, а Роран наклонился и поцело­вал Катрину в щеку; она тоже поцеловала его. Ни он, ни она толком не спали.

Они вместе встали и оделись. Катрина была готова первой, потому что Рорану куда дольше пришлось возить­ся с доспехами и оружием.

Когда он натянул латные перчатки, она подала ему ло­моть хлеба, немного сыра и чашку чуть теплого чая. На хлеб он даже не посмотрел, съел лишь кусочек сыра и од­ним глотком выпил чай.

Минутку они постояли, обнявшись, и он сказал:

— Если это будет девочка, дай ей какое-нибудь свире­пое имя, хорошо?

— А если мальчик?

— И ему тоже. Мальчик или девочка — они должны быть очень сильными, чтобы выжить в этом мире.

— Хорошо. Обещаю. — Они разомкнули объятия, и Ка­трина посмотрела ему прямо в глаза: — Сражайся, как это и подобает войну, муж мой.

Он кивнул, повернулся и торопливо вышел, опасаясь, что выдержка и решимость могут ему изменить.