на все его знания и хитрость, все-таки, несомненно, суще­ствуют и такие заклинания, которых он не знает, которые способны его погубить. Если, конечно, у нас самих хватит ума вспомнить или придумать эти заклинания. Возможно, именно мне суждено отыскать те магические слова или средства, которые послужат его уничтожению, а может быть, его губителем окажется кто-то из эльфов или же член Дю Вранг Гата. Гальбаторикс только кажется непри­косновенным и неуязвимым — я это твердо знаю. У каж­дого даже самого могущественного мага всегда найдется какая-то слабость, какая-то трещинка в доспехах, в кото­рую можно просунуть острие клинка и заколоть его.

— Если уж Всадники не сумели обнаружить слабую сто­рону Гальбаторикса, то вряд ли нам это удастся, — сказал король Оррин.

Эрагон только руками развел:

— Может, и не удастся. В жизни, разумеется, нет ниче­го определенного, а уж в войне — тем более. Но если объ­единенные усилия заклинателей пяти наших рас не при­ведут к тому, что мы Гальбаторикса все-таки прикончим, тогда нам лучше сразу смириться с его властью и позво­лить ему править нами столько, сколько ему самому будет угодно. Неужели вы готовы смириться с тем, что ничто и никогда не поможет нам изменить существующее поло­жение вещей?

Некоторое время в шатре царила глубокая тишина. На­рушил ее Роран. Шагнув вперед, он сказал:

— Я бы хотел, чтобы вы кое-что поняли.

Он умолк и обвел взглядом сидящих за столом. Эрагон заметил, как они переглядываются. Затем Орик, к явному неудовольствию короля Оррина, ободрил Рорана:

— Говори, говори, Молотобоец! Что ж ты молчишь?

— Так вот, я бы хотел, чтобы вы поняли: слишком мно­го крови, слишком много слез было пролито, чтобы нам сейчас назад поворачивать. Это было бы неуважением — и не только к мертвым, но и к тем, кто их помнит и почи­тает. Эта последняя битва, возможно, и станет настоящей битвой богов… — Эрагону показалось, что Роран сказал это совершенно серьезно. — Но я, например, буду сражаться до тех пор, пока эти боги не сразят меня, или же пока я сам не сражу кого-то из них. Дракон, как известно, может по оче­ реди убить хоть десять тысяч волков, но десять тысяч вол­ков, собравшись вместе, вполне могут убить даже дракона.

«Ну, это вряд ли!» — фыркнула Сапфира, но услышал ее только Эрагон.

А Роран вдруг улыбнулся, хотя и не слишком весело, и закончил так:

— Ау нас, между прочим, свой собственный дракон име­ется! В общем, решайте, как хотите, но я, например, решил идти на Урубаен и встретиться с Гальбаториксом лицом к лицу, даже если мне и придется сделать это в одиночку!

— Нет, не в одиночку, — сказала Арья. — Я говорю это от имени королевы эльфов Имиладрис. И я утверждаю: наш народ встанет плечом к плечу с тобой, Роран Молотобоец!

— Как и наш, — прогрохотал Гарцвог.

— Как и наш, — прогудел Орик.

— Как и наш, разумеется! — воскликнул Эрагон, очень надеясь, что это погасит все былые разногласия.

Возникла небольшая пауза, и все четверо дружно по­вернулись к Гримрру. Кот-оборотень с деланным равноду­шием, стараясь ни на кого не глядеть, сказал:

— Что ж, полагаю, мой народ тоже там будет. — Он вни­мательно осмотрел свои острые когти и прибавил: — Кто-то же должен неслышно прокрадываться в расположение противника, верно? И уж конечно, не гномы — уж больно громко они своими железными башмаками топают.

Брови Орика поползли вверх, но если он и был задет, то ничем этого не показал.

Еще два раза наполнил Оррин свой бокал, а затем, уте­рев губы тыльной стороной ладони, все же сказал:

— Прекрасно! Раз вам так этого хочется, мы пойдем на Урубаен. — И поскольку кубок его снова был пуст, он потя­нулся за бутылкой, стоявшей перед ним на столе.

Остальное время было потрачено на обсуждение прак­тических деталей: способов связи, распределения обя­занностей, размещения сторожевых постов и часовых. Это теперь было особенно важно, поскольку требовалось максимально обезопасить себя от возможного нападения Торна или Шрюкна. Кроме того, нужно было понять, где и как раздобыть новое обмундирование, оружие и палат­ки для тех, чье имущество сгорело или было раздавлено драконами. Собравшиеся единодушно решили пока что всенародно не объявлять о пленении Насуады. Один день роли все равно не играл, а сейчас гораздо важнее было дать варденам хоть немного отдохнуть и поспать. Тем бо­лее что даже рассвет пока еще не наступил.

И все же единственное, чего они так и не решились об­суждать — стоит ли им пытаться спасти Насуаду. Было оче­видно, что вызволить ее можно будет, лишь захватив Урубаен, но к этому времени, она, возможно, будет уже мертва или же намертво связана клятвой, которую Гальбаторикс заставит ее произнести на древнем языке. Так что этой темы никто даже не коснулся, словно она находилась под запретом.

Эрагон тем не менее постоянно думал об этом. Стоило ему закрыть глаза, и он видел перед собой, как Муртаг бьет Насуаду, как варварски тащит ее за волосы; он видел перед собой покрытую чешуей когтистую лапу Торна, который хва­тает Насуаду и Муртага и уносит свою добычу в ночную тьму. Воспоминания об этом были мучительны. Они каждый раз заставляли Эрагона чувствовать собственное ничтожество, но не вспоминать случившегося он не мог.

Когда участники высокого собрания разошлись, Эра­гон сделал знак Рорану, Джормундуру и Арье, и те без лиш­них слов последовали за ним в его палатку. Там они еще не­которое время советовались, планируя завтрашний день. Эрагон, чувствуя себя крайне неуверенно, задал им немало вопросов.

— Совет Старейшин наверняка отнесется к тебе не слишком хорошо, — сказал ему Джормундур. — Они отнюдь не считают тебя столь же умелым политиком, как Насуада, и попытаются этим предлогом воспользоваться. — Джор­мундур казался неестественно спокойным, но Эрагон знал, как страшно потрясло его исчезновение Насуады, и пони­мал, что сейчас этот закаленный в боях воин находится на грани нервного срыва и вполне может неожиданно разры­даться, или взорваться от гнева, или и то и другое.

— Но ведь политик из меня действительно никакой, — согласился Эрагон.

Джормундур кивнул:

— Да, это так, но ты тем не менее должен держаться. Кое в чем я постараюсь тебе помочь, но в основном все бу­дет зависеть от того, как ты будешь держаться. Если ты по­зволишь им на тебя давить, они решат, что теперь во главе армии стоят они, а вовсе не ты.

Эрагон озабоченно глянул на Арью и Сапфиру.

«Ничего не бойтесь, — сказала Сапфира, обращаясь сразу ко всем. — Никто не сможет взять над ним верх, пока я стою на страже».

Когда их «маленькое» совещание закончилось, Эрагон выждал, когда Арья и Джормундур уйдут, а Рорана удер­жал, поймав за плечо, и спросил:

— Ты действительно так думал, когда говорил насчет битвы богов?

Роран удивленно уставился на него:

— Конечно! Ты, Муртаг, Гальбаторикс — все вы слиш­ком могущественны, чтобы с вами мог справиться обыч­ный человек. Это, в общем, неправильно. Несправедливо. Но это так. Мы, все остальные, словно муравьи у вас под башмаками. Ты хоть представляешь, скольких ты убил просто голыми руками?

— Увы, слишком многих!

— Вот именно. Я рад, что ты с нами, что сражаешься за нас, я рад, что могу считать тебя своим братом во всем, кроме фамилии, но я бы предпочел, чтобы нам, варденам, не нужно было полагаться ни на Всадника, ни на эльфа, ни на кого-то из магов, чтобы победить в этой войне. Мы не должны полностью