– Нет, – в конце концов ответил солдат. – Не только. Я не хотел, чтобы он убивал людей.
– Но это наше задание.
– Знаю. Но оно не обязано нам нравиться, так? Мы не должны получать удовольствие от того, что делаем.
Озон вскинул голову, ожидая упрека… взыскания. Центурион смотрел на него задумчиво. Херувим ангельски улыбался. Куратор поднял голову и, неестественно вывернув шею, оглянулся на напарника. Херувим чуть заметно кивнул. Снова обернувшись к Озону, куратор медленно проговорил:
– Ангел считает, что ты нам подходишь. Он давно к тебе присматривается. Я не настолько уверен, но готов рискнуть.
Озон удивленно вскинул брови.
– Подхожу для чего? И почему вы назвали Херувима «Ангелом», командир?
– Куратор, – мягко поправил Центурион. – Придержи вопросы до следующего четверга. Тогда все узнаешь.
Ручей чуть слышно плеснул, словно подтверждая обещание.
3. Заговорщик
– Падре?
– Да?
Падре сидел на поваленном сосновом стволе и перебирал черные бусины на нитке. Такая у него была привычка. При вопросе Озона он поднял голову и улыбнулся. Почему-то после смерти Бека к его бывшему однополчанину в группе стали относиться куда лучше. Даже Симба, который вроде бы с Беком приятельствовал.
Озон уселся рядом и спросил:
– На Фронте есть ангелы?
Падре поморщился. Симба, валявшийся на траве и делавший когтем зарубки на деревянной рукояти ножа, фыркнул:
– Конечно есть. Ты ведь при поступлении на службу заполнял анкету?
Озон кивнул.
– И что написал в пункте «Вероисповедание»?
– Ничего.
– Ничего. А если бы написал «христианин» или «иудей», то всякий раз, когда ловил бы пулю, за тобой являлись бы две роскошные телки с крыльями. Религиозное лобби пробило.
Падре при этих словах нахмурился. Озон растерянно взглянул на него.
– Тебе это не нравится?
Бывший священник, перекинув еще пару бусинок, пожал плечами.
– Мне не нравится обман. А на Фронте его и без того хватает.
– То есть эти ангелы… – Озон замялся. – Они не настоящие? Просто программа?
Симба осклабился:
– Почему же. Знаешь, как еще при царях всякие институтки медсестренками на фронт шли? А тут та же фишка. Богатенькие девки идут в «Службу милосердия». Типа, долг родине отдают.
Отложив нож, он поинтересовался:
– А чего это тебя на ангелов потянуло? Потрахаться захотелось?
– Нет. Так… – сумрачно протянул Озон.
Настал и четверг.
После обычных тренировок Центурион объявил, что Озону следует поупражняться в рукопашке. Падре и Симба при этом переглянулись, но вопросов задавать не стали – отвалили в лес на дневку. Над лесом еще стояла луна, изъеденная, как головка сыра, и такая же плесневелая и зеленая. Тени сплетались с тенями, и новобранец с куратором были как две тени, мелькающие между сосновых стволов. Озон сам себе боялся признаться, до чего же ему это нравится. Нет, конечно, не пить кровь. Но бег, свобода, ветер, свистящий в лицо, собственная легкость и почти прозрачность…
– Чем больше дар, тем больше расплата, – тихо выдохнул кто-то у него над головой, в темных ветвях.
Озон остановился так резко, что заскользил на опавшей хвое и хлопнулся на задницу. Центурион тихо рассмеялся. Ему ответил другой, более звонкий смех, и на землю спрыгнула тонкая фигурка.
– Херувим… То есть Ангел. Так ты можешь говорить? – выдохнул Озон.
– Могу. Но предпочитаю молчать. А ты можешь летать, но предпочитаешь ползать.
– Я же не птица, – сердито огрызнулся парень. – И крыльев у меня, знаешь, тоже никогда не было.
Бледные глаза Ангела блеснули совсем рядом. В ноздрях защекотало – Ангел пах кровью, остро и пряно. Не син-гадостью, а настоящей. Откуда?..
– Ах. Так мальчик все понял. И что, мальчик? Хочешь посмотреть на мои шрамы?
Озон мотнул головой.
– Не думал, что ты девушка, – вот и все.
– Я давно уже не девушка…
– Хватит препираться, – бросил Центурион. – Мы и так опаздываем.
Не сказав ни слова, Ангел взвился – или взвилась? – в воздух. Куратор отстал на долю секунды, а вот Озону пришлось догонять. Луна, воняющая плесенью, неслась за правым плечом, и в фальшивом сосновом лесу под ними ухали фальшивые совы.
Озон ожидал чего угодно, но только не церкви. Из тех деревенских церквушек, что всегда стояли у разбитых фронтовых дорог. С низкой оградой, заросшим березами кладбищем и непременными вороньими стаями на потускневших куполах. У этой, впрочем, купол был дырявый, с покосившимся шпилем. Сквозь дыры сочилась луна, и вообще это была, кажется, не православная церковь, а кирха. Скамейки для паствы валялись сломанные и перевернутые. На полу темнели доски, груды мусора – и все же кирха не выглядела покинутой. Кто-то очень старательно украсил центральное большое распятие гирляндами чеснока и сухими цветами. Пахло чесноком, мышами, свечным воском и тленом. За одной из колонн вниз, в черноту, уводила узкая лестница. Ступеньки упирались в запертую на замок решетку. Склеп? Озон вздрогнул. Сразу вспомнились все истории про то, как вампиры спят в гробах и по ночам выбираются на охоту. Но ведь им не нужны были гробы…
Впрочем, долго размышлять не пришлось. Их уже ждали. Несколько человек (вампиров, мысленно поправился Озон) сидели на возвышении рядом с кафедрой. Еще парочка устроилась на обломках скамей. Лица белыми пятнами выделялись во мраке, но Озон старался не приглядываться. Почему-то ему не понравилось это сборище, хотя рядом был Центурион, – а кому еще доверять, если не Центуриону?
Куратор мягко надавил на плечо, заставляя сесть. Когти неприятно царапнули кожу сквозь ткань гимнастерки. Озон опустился прямо на пол, на трухлявые доски, скрипнувшие под его весом. Ангел присела на корточки рядом. Запах крови куда-то исчез. Теперь от нее потянуло ландышами. Озон понял, что беззастенчиво пялится на грудь девушки, пытаясь обнаружить под мешковатой тканью более соблазнительные формы. Ангел, как будто подслушав его мысли, лениво потянулась. Парень быстро отвел взгляд.
– Да не стремайся ты так, – шепнула она. – Конечно, на пятый размер не тяну, но Игорь пока не жаловался.
– Игорь?
– Ваш Центурион… Тсс!
Озон почувствовал, как краснеет. Оказывается, и у вампиров кровь приливает к щекам… и не только… Вот черт!
Центурион взобрался на кафедру и медленно оглядел собравшихся. И снова Озона пробрала жуть – в том, как вращалась голова куратора над воротничком гимнастерки, было что-то неестественное, омерзительное. А сам-то?
– Вижу, у нас трое новичков.
Центурион говорил тихо, но голос его отчетливо разносился под высоким сводом.
– Представляться не обязательно. Я в двух словах опишу, кто мы такие и зачем пришли сюда. Потом можете задавать вопросы.
