Он несколько раз взмахнул листком в воздухе, чтобы просушить кровь. Затем вытащил из кармана зажигалку, запалил бумагу с двух сторон и, когда разгорелось, бросил на кучку мокрой от дождя хвои. Затем затоптал огонь.

Бронепоезд, конечно, мог называться бронепоездом, но бронирован в нем был только паровоз и несколько вагонов. С платформ прикрытия в небо уставились пушечные стволы. Армированные вагоны, ощетинившиеся тупыми рылами пулеметов, перемежались обычными теплушками – очередной недодел программистов «Энигмы». А может, это уже на Фронте сцепили два разных поезда, традиционно наплевав на безопасность.

Озон и Ангел курили на крыше последнего вагона. Хотя состав был длинный, дым от паровоза задувало и сюда. Остальные заговорщики остались внизу, в душном тепле, и то ли дрыхли, то ли обсуждали дальнейшие планы.

Поезд, загрохотав колесами, въехал на мост. Мост казался бесконечным. По широкой реке под ним тянулась лунная дорожка. Посреди реки виднелся узкий остров, чуть темней ночного, бархатно-синего неба. Мерно грохотали колеса. Состав ощутимо вибрировал, и вибрировал мост под ним. Лишь река была тиха. Она катила черные воды на юго-восток с тупым упорством заводского конвейера. А что там, на юго- востоке? Может, вода низвергалась пенным потоком с края мира? Может, вливалась в бескрайнее море, где пролегали пути союзных и вражеских флотов, где эсминцы охотились за хищными подлодками? Озон не знал географии Фронта. Да и никто толком не знал. Ландшафты постоянно менялись, добавлялись новые боевые зоны, а старые, наоборот, исчезали. Одна из самых страшных фронтовых баек – попасть под «стирание» вместе со скалами, соснами и изрытыми бомбовыми воронками полями. Конечно, на самом деле такого произойти не могло… хотя кто знает? Сейчас Озон уже готов был поверить во что угодно.

Ангел сидела, поджав под себя ноги и подставив бледное лицо луне. Струйка табачного дыма у ее губ казалась паром, словно сейчас была зима. Но на Фронте вечно царила промозглая осень. На юге и на севере, на западе и на востоке… Дым из паровозной трубы не касался девушки, обтекал стороной, а вот Озон уже был черен, как негр. Только зубы сверкнули, когда он улыбнулся.

– Я не думал, что мне снова когда-нибудь будет хорошо.

Ангел оглянулась, заломив тонкую бровь.

– А тебе хорошо?

Ветер уносил слова, а грохот состава маскировал выражение, поэтому разговор получался – полуречь- полумысли. Мысли Ангела отдавали железом и льдом, чернотой крови в лунном свете. Опасный привкус. Но Озону отчего-то не было страшно.

– Хорошо. Хорошо, когда ты рядом. Ты и они там, внизу… Мы едем вместе, чтобы сделать что-то важное. Что-то изменить. Это хорошо.

Ангел рассмеялась. У нее был странный смех, одновременно звонкий и бархатистый.

– А мне просто нравится река. Блики на воде. Этот остров. Ехала бы так и ехала…

– Со мной?

Улыбка девушки стала озорной.

– Можно и с тобой. Ты для меня – просто глоток озона, малыш.

Парень вздрогнул. Ангела не было с ними в госпитальной палате, когда Центурион раздавал имена. Они встретились уже позже, на перевалочном пункте. Озон не знал настоящих имен Падре и Симбы, и ее имени не узнал бы, если бы девушка сама ему не сказала той ночью у церкви.

Глаза Ангела насмешливо сверкнули.

– Думаешь, Бозончик, мне Игорь прокололся? Ни фига. Он свои секреты, как фляжку, держит в кармане и редко с кем делится. Но мы ведь все тут чтецы мыслей.

– А почему у меня пока не получается? Я слышу, если ты думаешь для меня. А так – нет.

– Ты еще молоденький. Совсем желторотик. А мы все – старые. Некоторые даже очень старые…

Желторотик. Вспомнился Михалыч со своими озёмыми воробьями, и сразу сделалось неуютно и зябко. Ветер стегнул левую щеку – поезд съехал наконец-то с моста и пошел шибче. Состав закачался, на покатой крыше стало труднее держаться.

– Старые, – ухмыльнулся Озон, скрывая тревогу. – Какая же ты старая?

На вид Ангелу было лет восемнадцать, если не меньше. Узкое лицо, огромные прозрачные глазищи, легкие светлые волосы – облачком от ветра.

– Старая.

Ангел улыбнулась шире, так что стали видны заостренные клыки на верхней челюсти.

– Иногда я чувствую себя очень старой, Озончик. Мне кажется, что я помню все-все, хотя у нас, вампиров, слабая память. Иначе просто с ума сойдешь.

– А кем ты была… до того?

– До чего? – Голос у девушки был недобрый. – До чего, Озончик? До того, как мне оборвали крылья и вцепились зубами в глотку? Знаешь… звучит так, будто я жалею, но на самом деле мне ни капельки не жаль. Я была обычной девчонкой. Читала всякие дурацкие книжки. Мечтала о любви. Отбивалась от непрошеных ухажеров. Еще у меня была лучшая подруга, а у нее – жених. Чем-то он был похож на тебя. Честный, добрый, но чуть-чуть скучный…

– Это было в Тылу?

– В Тылу. Да, конечно, в Тылу.

– И что случилось с твоей подругой и ее женихом?

– Подруга умерла. А жених… он стал, не поверишь, охотником на вампиров.

– На Фронте?