Озон недоуменно поднял брови. Для него никаких вопросов не было. Стать сверхчеловеком, совершенным бойцом, героем – и вдобавок под командой Кривицкого. Об этом он не мог и мечтать. Как обрадуется мама! Могла ли она предположить, что ее оболтус будет служить рядом с великим человеком?
– Если ты решишься выбрать этот путь, придется подписать контракт о неразглашении. В тылу не должны знать о Летучих Отрядах. Пока не должны.
В радость Озона словно капнули кислотой, отчего она пошла крупными творожистыми хлопьями. И все же…
– Если я решусь? Разве есть другой путь?
Кривицкий внимательно посмотрел на него.
– Ты можешь попросить, чтобы твое тело отключили от аппарата жизнеобеспечения. Там, в Тылу. Как я уже говорил, у тебя есть выбор. В отличие, например, от твоего друга, Шамиля Бектерева. Его тоже доставили к нам, но уже в таком состоянии, что мне пришлось делать выбор за него.
Парень заморгал глазами. Выбор? Разве это выбор? Жизнь героя, пусть и безвестного, или смерть – возможно, мучительная?
– Тебе стоит подумать, – добавил особист, вставая со стула.
Он уже взял с тумбочки фуражку и протянул руку к занавеске, когда Озон отчаянно выдохнул:
– Не надо думать. Пожалуйста. Я уже решил.
Оглянувшись, вампир раздвинул карминово-красные губы в улыбке и тихо сказал:
– Думать, рядовой Чистоплюев, надо всегда.
Но решения Озона это не изменило.
Беку повезло с именем. То есть с фамилией. Первое, что сделал Центурион, куратор их группы, – это еще в госпитальной палате дал новым бойцам клички. Имя осталось там, в прошлом, вместе с подключенным к водителю сердечного ритма и искусственным легким телом. А здесь была новая жизнь и новые имена.
– Бек? – спросил Центурион, сверившись с планшетом. – Ладно, останешься Беком. А вот ты…
Тут он перевел взгляд на Озона. Озон все никак не мог привыкнуть к красным искоркам, горящим в глубине вампирских глаз, – хотя у него наверняка были такие же. Парень автоматически перевел взгляд на заплеванное зеркало, висящее над рукомойником у входа. Занавеси, отделявшие его кровать и кровать Бека от остальной палаты, уже отдернули. По замыслу, в зеркале сейчас должны была отражаться его койка, он, сидящий на свернутом одеяле, и спина Центуриона. Койка в зеркале отражалась. Отражалась даже вмятина на одеяле. Но ни Озона, ни Центуриона в мутном стекле видно не было. «Наверное, потому, что вампирский мод не был предусмотрен изначальным сценарием Фронта», – как всегда не в тему подумал Озон и глупо улыбнулся.
– А рожа у тебя дурацкая, – не замедлил откомментировать Центурион.
Он-то как раз меньше всего походил на классический образ упыря. Длинный, костлявый, весь какой-то нескладный. Синяя униформа висела на нем мешком, спина ссутулена, худые мосластые руки торчали из рукавов. И губы не карминово-красные, а нормальные, бледные. Только вот глаза…
– Озон Михайлович Чистоплюев, – насмешливо протянул куратор. – Ну и имечко.
– Оставьте «Озон», – угрюмо попросил солдат. – Не хуже, чем Бек.
– Не ху-уже? «Ребята, в воздухе Бек и Озон, как слышите?»
Бек, стоявший у своей кровати, заржал в голос. Куратор опустил планшет и снисходительно улыбнулся.
– Ладно. Если тебе так эти четыре буквы нравятся, прибавим пятую. Будешь Бозоном.
Итого, шестеро: Бек, Бозон, Падре, Херувим (сокращенно «Хер»), Симба и куратор Центурион. Почему «куратор», а не сержант или ефрейтор, Центурион не объяснил, зато сказал:
– В боевой обстановке я для вас Си-Три. Запомнили?
– Почему? – тут же вмешался Бек. – У нас третья группа или это от названия пластиковой взрывчатки? Или что?
– Или что.
Бек насупился. Куратор, коротко взглянув на него, пояснил:
– «Си» – от латинского «Centurio», «сотник», понял? А три из «турио».
Марсианин, не утративший наглости и в новой жизни, тут же брякнул:
– Какой же ты сотник, если нас всего шестеро?
Заложив руки за спину, Центурион прошелся по небольшой площадке перед длинной армейской палаткой – перевалочным пунктом на их пути в часть – и только потом ответил:
– Потому что завалил сотню таких, как ты, языкатых, прежде чем угодить сюда.
Бек хищно оскалился и потянулся к поясу, за который заткнул новенький десантный нож. Ножи, более широкие и длинные, чем траншейники времен ПМВ, им выдали вместе с обмундированием, а вот огнестрела пока не дали.
Центурион остановился и лениво обернулся. И пропал. На месте куратора в вечернем воздухе размазалось черное разлапистое пятно. Ближе к центру пятна вспыхнули красные угольки глаз. Озон, стоявший в паре шагов, отшатнулся. Бек отдернул ладонь от рукояти ножа. Наглый или нет, понял, что пока ему не светит.
Пока.
Падре в своей прошлой жизни был священником. О прошлом тут никто распространяться не любил, и священником какой религии был смуглый, наголо обритый, безусый и безбородый Падре, Озон так и не выяснил. Но теории служитель неведомых богов развивал довольно странные.
Сидя на пеньке и точа свой любимый штык-нож, бывший священник пускался в рассуждения:
– Человек и вампир – это как волна и частица. Если исходить из теории поля. Электрон – это ведь одновременно частица и волна. А вот представь теперь, что их разделили. Человек – как частица, материальное тело. А волновая функция досталась вампиру.
Бек, любовно вглядывавшийся в начищенную кожу ботинок, при этом фыркал.
– Умник. Ты где учился, в духовной семинарии? Ты вообще о теории струн слышал? О гравитонах Ларамана? Или хоть о бозонах?
Тут он обычно озарял Озона зубастой ухмылкой.
– Или, по-твоему, корабли на Марс по-прежнему на керосине летают?
Падре, подняв круглое плоское лицо, улыбался.
– И что же говорит теория струн?
За Беком не задерживалось.
– Человеку доступно сколько измерений, три? А вампиру как минимум шесть. Вот Центурион сквозь стены ходит? Ходит. И у меня уже получается иногда. И я даже думаю, что вампир может осваивать новые измерения, потому что способности постоянно развиваются.
Тут обычно вклинивался фанат старого кино Симба.
– Гонишь ты все. Мы ведь не в реале, а в цифре. Старый фильм смотрел, «Матрица»? Так там был чел, Нео, тоже сквозь стены ходил. Просто особая программа.
Бек, как выяснялось, «Матрицу» смотрел и легко поражал оппонента на его же поле.
– Если матрица, тогда уж агент Смит. Нео не мог никого заражать, а Смит копировался в обычных юзеров… вирусная программа, сечешь? Точно как мы.
Херувим-Хер, двадцать третья буква русского алфавита, молчал. Впрочем, он всегда молчал. То ли был немым от рождения (но как его тогда взяли на Фронт?), то ли дал невесть кому обет безмолвия. Молчал, светясь в сумраке нежным овалом лица и напоминая ангела с рождественской открытки. Это впечатление, как и в случае Центуриона, был обманчивым – Херувим очень скоро стал самым сильным бойцом в группе, чем вызывал лютую зависть Бека.
– Нет, послушайте, – снова врывался в разговор Падре, – вся беда оттого, что человек и вампир
