бедности. “Возьми немного хлеба моего”. Вдруг настроение стало гадким: хлеб — это ведь Загроженко, который дал буханку Таисии. Конечно, раздавала бы я это добро горстями. Но надо ведь его сначала накопить. А для этого — выучиться! Процедура чтения стихотворения дала Веронике не только силы, но и воображение. Не только воображение, но и интуицию. Сам собою придумался интересный сон, который мог бы зацепить слабые места Таисии.

— Будто идет Таисия с косточкой в руке, а мой Мартик к ней подбегает, он, как всегда, думает, что она с угощением к нему пришла. И говорит человечьим голосом: “Дай погрыфть кофточку...”

Это Вероника рассказывает сейчас Наташке, чтобы та передала Ире, а Ира вручила бы сообщение Лизке. Через Лизку дойдет до Таисии.

— А Таисия говорит: “У меня самой есть нечего”. Один конец кости откусила и дала Мартику, а другой сама как начала грызть, клыки растут. И кость тоже растет. Хруст такой стоит. Мартик прибежал ко мне, жмется...

Вероника осязательно чувствовала, что у нее длинные руки и она через Иру, Наташку и Лизку достает Таисию своим сном. Она заранее прикинула, как может измениться сон, пройдя через всю эту цепь. И снова почувствовала удовлетворение, как от чтения стихотворения Решетова.

Тася пригласила Алешу Загроженко с Лизой на тестирование. А Александра их накормила гречневой кашей, чтобы не мешали импульсы от пустых внутренностей.

— Ну ладно,— сказала Александра, когда все поели.— За работу...

Она попросила Алешу нарисовать вымышленное животное и подробно объяснить, где оно живет, чем питается, какие у него враги. А Лизе дала тест “Моя семья”.

Леша изобразил какого-то Тяни-толкая, одна голова которого мирно щипала траву, а другая окрысилась, зорко глядя с длинной жирафьей шеи. Ног много, они мощные и покрыты чешуей. Рядом двухголовый детеныш. Пасется.

А Лиза нарисовала в центре две доски. Александре на лекции не говорили о таких символах. Алексей объяснил, что это доски из-под бабушкиного гроба. И тут же добавил:

— Были доски, я их выбросил!

Себя с братом Лиза поместила по одну сторону досок, а маму — очень съеженную, ниже табуретки — по другую сторону.

— Бабушка хотя бы ругала маму: чего ты лежишь, пупом в небо смотришь? А теперь...— сказала Лиза и увеличила на рисунке одну ногу матери.— Вот теперь у нее нога и болит!

— А! Мама скоро деньги получит за свои тарелки! И мы устроим мой день рождения,— перевела на веселое Таисия.

— Я вам устрою, по сценарию,— пообещала довольная Александра, ведь теперь у нее все есть для сдачи экзамена по психологии.

На самом деле душа у человека большая — всегда есть, чем утешиться! Если нет денег, есть любовь, друзья, красота, доброта, ум, талант или юмор. Родственники есть. Мечты. И все помогает выжить. Да еще любовь к Богу и Его любовь к нам. Так думал папа Таисии. Он думал, как обычно, вслух. Еще есть красота природы — она радует...

— Или есть песик, верный товарищ,— добавила Таисия.

— Или книги,— подсказала Маша.— Я вот начала читать “Мастера и Маргариту”, и знаете что: на первых двух страницах ни разу не повторяются слова, да! Ни разу! Чтобы одно слово два раза — нет такого!

Такой странный подход к чтению сильно поразил папу, но пиво — как всегда — сгладило остроту восприятия, и он не стал пускать умные едкости по семейным каналам. Только и сказал:

— Спокойной ночары.— И задал ежевечерний дежурный вопрос: — Что передать в страну снов?

На этот раз Таисия сказала:

— Передай, чтоб страна снов не отделялась от СНГ, а то визу долго придется оформлять...

Загроженко и Лиза засобирались домой. “У них свои порядки, но... неделовые все они, по-моему,— думал Алеша.— Если никто в семье не пьет, то деньги должны появляться сами собой... Что люди в свободное время-то делают — деньги зарабатывают. Я Таисию потихоньку перевоспитаю”.

Алеша в субботу взялся за полцены мыть машины. Время было грязное — май, и водители охотно останавливались у забора с надписью: “Мойка машин”. Мыли подростки машины с улыбкой, которая была частью униформы. Еще не читан Карнеги, и вообще ничего еще почти не читано, кроме “Букваря” и пары учебников, но уже подростки схватили мысль: кроме хорошей работы, должен быть гарнир к ней в виде микропьесы общения.

Алеша в булочной часто разгружал хлеб, но там запах от буханок поднимался сухой, теплый и живой. А мыть машины надо в болотине, которая, конечно, текла к люку, но медленно. Выбросы из глушителя, замерзшие руки — и все это за полцены. Злость вспыхнула, которая здесь не к месту, Алеша ее прогонял, но она снова возвращалась.

Подъехал джип “Чероки”, красивый весь, никелированный, как раз для детей сорока — пятидесяти лет от роду. Вышел водитель, поправил сползшее на бок брюхо и сказал:

— Пацаны, за пять кусков вымоете?

Всего за пять? Ребята молчали. Но у Алексея костер внутри запылал еще сильнее.

— Может, за эти деньги ему еще и жопу помыть? — сказал он внешне спокойно, с каким-то удивлением полуинтеллигента.

Новорус с самого начала знал, что зарвался,— просто привык надувать на каждом шагу. Если б он не жилил, то и не разбогател бы быстро. Но, хотя он был жила, долго терпеть не мог, чтоб последнее слово не за ним.

— Ну ладно, птицей налетайте, десять кладу.— Не видя поползновений к сервису, добавил: — И еще