пытались улететь… Но в изнурении падали и угрюмо шли домой. Им я подрезала крылья, чтобы они зря не расходовали жир на попытки полета. Подрезать трудно, гусь шипит, клюв у него как молоток. Он от собаки даже легко отбивается. (Кашляет.)

Петр. Ты говори, говори дальше.

Лариса. Вот ты, Петя, нашел сто долларов. И сейчас убежишь от меня с ними.

Петр. Нет, не убегу. Я что — мутант?

Лариса. Петя, Петенька, сделай что-нибудь!

Петр. Надо вот что… (Оживленно приподнимается, счастливым голосом.) Знаешь, в детстве я капусту мерзлую рубил на балконе. Она сильно застыла, а я ей кричу: “Ах, ты так! Враг! Я тебе покажу! Не сдаешься? Знай наших!” (Тихо опускается.)

Лариса. Ты что замол…

Петр. А ты чего замолкла? Заснула?

Лопается Ларисин шарик. Входит Пенсионерка с шариком, долго смотрит на Ларису, затем машет безнадежно рукой и уходит. Сначала она играет несколько тактов печальных,

но вскоре переходит на быстрый и бодрый перебор.

Ёжиков. Заснула уже навсегда.

Петр тихо опускается на колени возле дивана и бесшумно вытирает слезы.

Ёжиков. Она ушла туда, наверх, там у нее сейчас берут более серьезное интервью. А мы о своем должны думать.

Горячкина. В морг позвони. И сыну Лары позвони.

Петр. У вас что — есть телефон сына?

Горячкина. Мы к нему ездили. Он говорил: я маму жду, приму…

Ёжиков. Но Лариса не захотела уезжать отсюда.

Петр. А я к тебе скоро приду, Ларочка! (Рыдает бесшумно.)

Ёжиков. Сначала сниму надпись на киоске. (Оборачивается.) Хороший мусор уродился! (Снимает дерево с пакетами.)

Горячкина (Петру). Я с вами выпью. (Наливает, выпивает, плачет.)

Петр. Я с Ларой скоро там встречусь. Лара, ты меня слышишь?!

Ёжиков. Налейте мне тоже. Земля пусть будет ей пухом!

Входит Дама-аниматор.

Дама. Говорят, что пьют те, у кого недостает кремния. (Петру.) Я куплю вам кремния сколько угодно!

Ёжиков (в сторону). И виагру.

Петр. Сон в руку…

Дама. Какой сон?

Петр. Что выпали все зубы и раз — выросли новые зубы!

Дама. Я же аниматор. То есть оживитель.

Петр. И ты меня в самом деле оживила. (В сторону.) Не знаю только, куда от этого бежать. А Лару никто не оживит.

Кабинет шефа. Отмечают получение премии за фильм “Вербный цвет” (о Ларисе и Петре).

Северин Петрович. Я вас, ребята, поздравляю! Это настоящий успех!

Ёжиков. Вы видели, как уже захорошевший коммерсант, вручая премию, не нам, а вторую, вдруг упал со сцены в барабаны, в оркестровую яму… Все от ужаса закричали, что в следующем году не будет премий.

Северин. И что, порвал барабан?

Ёжиков. Нет, барабан очень крепкий.

Северин. А шея коммерсанта еще крепче.

Горячкина (кричит). Зачем мы не спасли Ларису — не вызвали “скорую”!

Северин Петрович. Успокойся. (Дает ей коньяку.)

Горячкина. Не будет нам прощения!

Северин. Но миллионы людей посмотрят ваш фильм и не захотят стать бомжами.

Ёжиков. Все останутся людьми.

Северин. Престижную премию получили! И еще разных премий нахватаете! Сплошная польза!

Ёжиков. Говорите, говорите, Северин Петрович!

Горячкина. Надо было ее куда-то устроить, Ларису, хоть в самую плохую больницу…