Входят Ёжиков и Горячкина, отдают Петру пакет с выпечкой. Петр пытается кормить Ларису, она берет ватрушку и закашливается. Шарик ее лопается. Входит Пенсио-

нерка и дает ей новый. Журналисты все это снимают.

Горячкина. Слушай, давай купим Ларисе какие-нибудь антибиотики. Есть хорошие и дешевые. Доксициклин хотя бы.

Ёжиков. Вот что ты несешь? Какие антибиотики! А если у нее вообще туберкулез… Тогда нужен фтивазид. Но он на алкоголиков не действует.

Горячкина. Ну а пластырь-то от кашля есть — можем купить? От кашля.

Ёжиков. Какая ты подлая! Опять делаешь из меня чудовище! А зачем ты, добрая такая, пошла в документальное кино? Что сказал шеф? Фильм пойдет в лучшее время, если там будет настоящая смерть.

Горячкина. Настоящая смерть… Вы, мужчины, так легко это произносите…

Каркает ворона.

Ёжиков. Смотри, уже вороны кружатся тут… Но мы похороним ее — я тебе обещаю. Вороны, улетайте отсюда!

Горячкина. Все лето кормили Ларису выпечкой, а она худела и худела… Все равно бомжи — тоже люди.

Ёжиков. Люди, кто спорит, поэтому смерть — это их человеческий выбор. Гибельный выбор.

Горячкина. Ты сильно ошибаешься. Это не выбор, а судьба. Жить все хотят.

Ёжиков. Да, все хотят жить. Но работать бомжи уже не пойдут.

Лариса (Горячкиной). Недавно я закашлялась и даже стала мечтать о том, что жизнь когда-то закончится и страдания мои прекратятся. Но потом я подумала: ведь все равно ОТТУДА я буду видеть хозяина, который лес отобрал. Мой лес.

Горячкина. Да, мы уже поняли: всегда плохо. При социализме все запрещали. А сейчас все разворовали.

Лариса. А раз я буду видеть это и страдать, то… нечего ждать смерти — наоборот, нужно как можно дольше здесь побыть.

Горячкина. Бери крупно глаза. Иначе на эту худобу будет трудно смотреть.

Лариса. Я похудела на три килограмма, когда с лесом прощалась. Весь день ходила и навзрыд…

Петр. Говори, говори, моя лесничинка! (Отходит и выпивает из бутылки, которую достал из пакета.)

Лариса. Сегодня видела во сне мой огород: помидоры выросли такие… каждая с яблоко!

Горячкина. Простите — сын звонит. (В трубку.) Светленький, прости, я перезвоню тебе, сейчас очень занята!

Лариса. Мой сын в три года очень уж хотел новую футболку! Я купила и говорю: глаз не оторвать. А он заплакал, закричал: “Мама, мама, что ты — не отрывай глаза!”

Петр. Лара, птичка-невеличка, может, ты встанешь? Ну давай, а! (Плачет.)

Лариса (Горячкиной и Ёжикову). Как хорошо, что вы сейчас пришли! Меня сегодня хозяин уволил из лесничих.

Ёжиков. Ну, когда это было! Тогда мне десять лет исполнилось, я только-только курить пробовал.

Лариса. А откуда что берется?

Горячкина. Что — все, Лариса? Вы о чем?

Лариса. Ну, откуда берется это все: лес, собаки?

Горячкина. Во сне?

Лариса. Все сейчас, наяву.

Горячкина. А что конкретно происходит?

Лариса. Почему так жалко с собаками расставаться? Уже и с лесом я готова проститься… Но собак жалко.

Предсмертное видение Ларисы (на экране).

Она идет по лесу к цветущим вербам, губами прикасается к их пушистым шарикам, обнимает их. (Если экран, то рядом с Ларисой собаки.) Резко исчезает свет, затемнение. Потом начинается рассвет. Лариса расписывает зеркало узорами в новогоднем стиле. Кашляет. Ша-

рики лопаются несколько раз, а Пенсионерка снова вручает надутые шарики.

Лариса. Начались судороги по всем фронтам.

Петр. Мы разгромим их на всех фронтах. И водрузим памятник… (Спохватывается, закрывает рот рукой, уходит выпить.)

Лариса. А сегодня я дожила до того, что купила гусей. Они живут у меня в лесничестве уже пять лет. На них нужно идти вот так (поднялась слегка и сделала руку клювом).

Горячкина. Где гуси плавали?

Лариса. Речка за лето разбивалась на цепь прудов. Домашние гуси осенью взбирались на пригорок и