быстро сойдет на нет, уступив место такому восхвалению, которого до этого никогда еще не бывало. Правда, Г. Козинцев до этого времени не доживет – он скончается на пороге этих событий в 1973 году. Но вернемся на некоторое время назад.
Итак, в Москву Райкин тогда так и не переехал, оставшись в родном ему Ленинграде, в своем театре, которым он руководил без малого три десятка лет (с 1942 года). А пьесу Леонида Зорина «Театральная фантазия» взял к постановке Театр имени Вахтангова, причем одну из ролей в нем отдали дочери сатирика – Екатерине Райкиной.
Между тем около года райкинский Театр миниатюр базировался в Петрозаводске. Спектакль «Плюс – минус» был снят с репертуара, и райкинцы репетировали новое представление – «Избранное-71», куда должны были войти старые интермедии, игранные ими ранее в разных спектаклях (плюс несколько новых). Однако Райкин, по велению врачей, на сцену не выходил, следя за репетициями из зала.
В это же время на еврейском направлении произошли судьбоносные события – начался исход евреев из СССР. Заметим, что начало этого исхода датируется тем самым 1971 годом, когда вся еврейская диаспора в СССР живо обсуждала опалу своего выдающегося земляка – Аркадия Райкина. Как будто кто-то специально сделал так, чтобы его сослали в ссылку, а потом разнес среди евреев мысль о том, насколько несправедлива советская власть к евреям. Ведь если она не жалеет таких колоссов, как Райкин, что же говорить о других, менее известных представителях еврейской нации. Как писал А. Солженицын:
«Но какими же, кем ощущало себя большинство советских евреев к концу 60-х годов, к порогу Исхода? Нет, не искажают свои ощущения в ретроспекции те евреи, которые пишут о своем постоянном тогда ощущении угнетенности или стесненности… У многих евреев, при зримо преимущественных – в сравнении с массой населения – материальных жизненных позициях, это ощущение угнетенности все же несомненно было.
Да жалобы евреев культурных – не на экономическое притеснение, а более-то всего на культурное. «Советские евреи пытаются… сохранить размер своего участия в русской культуре. Они отстаивают русскую культуру в себе» (И. Домальский)… И Галич: «Множество людей, воспитанных в двадцатые, тридцатые, сороковые годы, с малых лет, с самого рождения привыкли считать себя русскими и действительно… всеми помыслами связаны с русской культурой»…»
Однако не одно «дело Райкина» всколыхнуло советских евреев. В декабре 1970 года в Ленинграде состоялся судебный процесс над неудавшимися угонщиками самолета: Дымшицем, Кузнецовым и др. На суде эти люди открыто декларировали, зачем хотели угнать воздушное судно (чтобы лететь в Израиль), и ни в чем не раскаивались, хотя им за содеянное вполне грозил расстрел. Впрочем, высшая мера вряд ли была бы применена – советские верхи не были готовы к подобной кровожадности. В итоге все обошлось тюремными сроками. Однако, как писал все тот же А. Солженицын: «Этот суд был новым большим толчком для еврейского самосознания».
Эстафету от незадачливых угонщиков подхватили их соплеменники. В среду, 24 февраля 1971 года, в Москве сразу двадцать четыре (!) столичных еврея захватили здание приемной Президиума Верховного Совета СССР на Манежной площади. Один из «захватчиков», инженер Эфраим Файнблюм, подал в окошечко приемной петицию с требованием открыть еврейскую эмиграцию из СССР. Через полчаса вся Манежная площадь была запружена бронетранспортерами, а у входа в здание дежурили офицеры КГБ (благо Лубянка была недалеко). Все радиостанции мира уже трезвонили о сумасшедшем поступке доведенных до отчаяния московских евреев. И спустя неделю после этого инцидента всех «захватчиков» начали одного за другим выпускать из страны. Так советскими евреями была пробита брешь в «железном занавесе». Судя по всему, вышло это не случайно – свою лепту внес в это дело как Запад, который был крайне заинтересован в том, чтобы еврейская проблема в СССР встала во всей своей полноте, так и определенные силы в самом СССР. Что за силы?
Например, шеф КГБ Юрий Андропов, который был назначен на этот пост в мае 1967 года именно как большой специалист по еврейской проблеме (напомним, что он сам был евреем). Еще в бытность его работы в Международном отделе ЦК КПСС, где он вел социалистические страны (за капстраны отвечал его конкурент Борис Пономарев), Андропов «набил руку» на еврейском вопросе, поскольку в тамошних компартиях было много представителей этой национальности (особенно в Чехословакии, Венгрии и Польше), и ему приходилось постоянно с ними контактировать. На основе этого опыта Брежнев и назначил Андропова руководить КГБ, поскольку еврейская проблема в СССР в те годы вновь заметно обострилась (после «шестидневной войны»). С этого момента новый хозяин Лубянки взял эту тему под свой непосредственный контроль.
К началу 70-х стало ясно, что еврейский исход неминуем. Поскольку остановить его было невозможно, Андропов, судя по всему, решил этот процесс оседлать. Зачем? Наличие еврейской проблемы заметно увеличивало его шансы на то, чтобы стать незаменимым. Короче, это был тот конек, на котором он мог въехать сначала в Политбюро, а затем и в кресло генсека. Об этом, кстати, догадывались многие. Например, один из работников Международного отдела ЦК КПСС А. Черняев в своем дневнике от 9 марта 1975 года напишет следующее:
«Недавно мне Шахназаров (помощник Андропова. –
А вот другая запись из того же дневника, но уже от 1978 года: «…Была охранительная возня андроповского ведомства с диссидентами и «исход» евреев, который использовали как разменную монету в отношениях с США. (Андропов превратил это занятие в карьерный путь для себя на самый верх)…»
Но вернемся к началу еврейского исхода из СССР и отметим, что евреи станут единственной нацией в Советском Союзе, кому будет разрешено из него эмигрировать официально. Правда, не за бесплатно. Отъезжанты должны были выплатить государству налог – около 15 тысяч рублей – в счет погашения долга за бесплатное образование, которое они получили в СССР (а почти у всех евреев оно было непременно). Мера вполне обоснованная, учитывая, что теперь свои знания отъезжанты должны были применить в стране, враждебно настроенной к СССР, – в Израиле.
Из артистической среды первым отъезжантом стал известный оперный певец Михаил Александрович, который эмигрировал в самом конце 1971 года. Практически в тот самый момент, когда была снята опала с Аркадия Райкина. Почему прекратилась эта опала? Во-первых, приближалось 60-летие артиста, во-вторых, притеснение по отношению к одному из ярчайших советских евреев, да еще из плеяды сатириков, плохо сказывалось на имидже советского руководства в глазах мировой общественности, которая уже вовсю трубила о «еврейской проблеме в СССР». А Брежневу позарез нужно было развенчать на Западе тот образ, который сложили вокруг него тамошние политтехнологи после пражских событий 1968 года. Ведь в планах Кремля стояла
Кстати, Райкин и Высоцкий были знакомы и неоднократно встречались друг с другом. Вот как об этом рассказывает дочь сатирика – Екатерина Райкина:
«Володя жил рядом с тобой. Вы любили друг друга. Помнишь, ты мне рассказывал, как он, будучи на гастролях в Ленинграде со своим Театром на Таганке, пел у тебя дома всю ночь, на радость и восхищение вам и всем вашим соседям, которые, как потом оказалось, записали весь этот незабываемый вечер (такая слышимость была в вашей ленинградской квартире). А потом однажды в Москве у наших общих друзей, в доме, где жил Володя, мы сидели за одним столом, и как бережно и нежно он смотрел на тебя, как на Патриарха, как смущался, когда ты говорил о своей любви к нему, к его творчеству…»
Как мы помним, Райкин был назначен Главным Художником в советской сатире еще при Сталине. Высоцкий стал таковым в бардовской песне при Юрии Андропове. При этом задачи перед ними стояли идентичные: их талант и имидж инакомыслящих были нужны власти как альтернатива официозному искусству. Негласным куратором обоих был председатель КГБ Юрий Андропов, который был поборником
