(больше всего), грузины, украинцы, прибалты, среднеазиаты, но никогда – евреи. Но если раньше недовольство низов подобным положением не шло дальше кухонных разговоров, то в середине 60-х недовольные взялись за перо – стали писать письма в ЦК КПСС (видимо, активное ославянивание верхов возродило у них надежду на то, что время подобных писем настало). В качестве примера приведем письмо некоего Дмитрия Кабанько из Донецка, датированное июнем 65-го.
В нем его автор недоумевал по поводу нескольких юморесок, которые транслировало советское телевидение, и просил «разъяснить, правильно ли я понял выступление по телевизору Аркадия Райкина и какую он приносит пользу народу». Далее житель Донецка описывал содержание интермедий. В первой речь шла о молодом инженере, присланном на производство. Он оказывался круглым дураком, и поэтому, желая избавиться от бесполезного работника, его отправляли учиться в аспирантуру. Из юморески следовало, что нерадивый инженер – русский (судя по его фамилии).
Во второй юмореске речь снова шла о мужчине русского происхождения – теперь уже о доценте, которого Райкин (и автор интермедии Михаил Жванецкий) называет «ну очень тупой доцент Иван Степанович Питяев». Этот ученый муж настолько туп, что никак не может врубиться, что его студента зовут Авас, и поэтому повторяет как заведенный: «Меня зовут Иван Степанович Питяев, а вас?» (отметим, что фамилия студента Горидзе – то есть вторым человеком, который попадает в эту нелепую ситуацию, становится грузин).
В третьей интермедии речь идет о женщине с русской фамилией, которая по своим умственным способностям тоже недалеко ушла от своих соплеменников из двух предыдущих юморесок. В итоге автор письма делает следующее резюме:
«Я пришел к такому выводу, почему Аркадий Райкин в своем выступлении взял не просто молодого инженера, а молодого инженера, присланного на производство. Потому что непосредственно на производстве райкиных почти нет, так как в своем большинстве они по окончании вуза идут прямо в аспирантуру или в научно-исследовательские институты, а русские идут на производство. И вдруг Райкин видит, что на пути в аспирантуру молодого инженера-выпускника «Райкина» стал молодой русский инженер-выпускник, но который уже поработал некоторое время на производстве и зачислен в аспирантуру. Такая постановка вопроса страшно не нравится А. Райкину. Он протестует в завуалированном виде и для этого делает молодого русского выпускника ДУРАКОМ…»
Заметим, что подобные письма так и не становились поводом к каким-то негативным реакциям в отношении Райкина со стороны властей. Поэтому та же интермедия «Авас», премьера которой состоялась в 1965 году, не исчезла из райкинского репертуара и продолжала исполняться к вящей радости многомиллионной аудитории. Кто слышал и видел ее, не даст соврать – ее можно назвать одной из самых уморительных в репертуаре позднего Аркадия Райкина. Особенно хороша версия, где ее играют трое: Аркадий Райкин (рассказчик), Роман Карцев (адекватный реагент на анекдот – с чувством юмора) и Виктор Ильченко (реагент неадекватный – без чувства юмора). К сожалению, эта версия существует только в аудиозаписи (на гибкой грампластинке, выпущенной в конце 60-х вместе с «Монологом холостяка»), а вот менее удачный вариант – тот, где участвуют двое: Райкин и Карцев – был записан на кинопленку и доступен широкому зрителю (в том же Интернете).
Вспоминает Р. Карцев: «В очередной приезд в Москву, где мы (я, Витя Ильченко и Жванецкий) жили как короли в гостинице «Пекин», родилась миниатюра «Авас». Она была построена на сплошной импровизации. После спектакля мы шли в гостиницу, кипятили чай (в театре был сухой закон) и начинали импровизировать, хохоча на всю гостиницу. Миниатюра была найдена случайно, но очень точно. Когда мы показали ее Аркадию Исааковичу, он сперва никак не отреагировал. Но через какое-то время разрешил сыграть ее на шефском концерте для солдат в Театре эстрады. Хохот стоял истерический! Потом солдаты зашли за кулисы, толкая впереди себя жгучего грузина и показывая на него: «Вот он – Авас!» Этот номер стали исполнять все чаще, и он всегда принимался на ура…»
Упомянутое письмо жителя Донецка не стало поводом к тому, чтобы персонажами для осмеяния в юморесках стали евреи. Нет, они продолжали быть выведенными за скобки советского юмора, лишний раз подтверждая истину о том, что при советском интернационализме основное налоговое бремя и право быть осмеянным лежит на больших народах, а не на малых. Короче, обижать «маленьких» в СССР было не принято. Скажем прямо, мудрое правило. Другое дело, чем эти маленькие в итоге отплатили «большим». Вспомним, как вели себя многие интеллигенты-евреи или прибалты в смутные времена горбачевской перестройки – как истые сепаратисты и русофобы.
Однако вернемся к событиям середины 60-х.
В 1965 году в семье Райкина случилось горе: из жизни ушла мама сатирика Елизавета Борисовна. Отметим, что она прожила долгую жизнь – на момент смерти ей было 87 лет. Учитывая, что ее муж скончался более двадцати лет назад (в 1942 году), чуть-чуть не дотянув до шестидесяти, то можно сказать, что матери Райкина повезло гораздо больше. Во всяком случае, она застала феерическую славу, обрушившуюся на ее сына (отец сатирика ушел из жизни в самом ее начале). Чуть позже именно смерть матери Райкина будет использована недоброжелателями для закулисной атаки на него. Впрочем, это случится чуть позже, а пока в 1966 году деятели из либерального лагеря выдвинули Аркадия Райкина и Михаила Ромма (последнего за фильм «Обыкновенный фашизм») на Ленинскую премию, однако кандидатуры обоих были заблокированы державниками. Тогда либералы «пробили» постановку сразу двух документальных фильмов про Райкина: «Адрес: Театр» (режиссер В. Окунцов) и «Аркадий Райкин» (режиссер В. Катанян).
Как уже говорилось выше, первый документальный фильм о творчестве Райкина вышел не в СССР, а в Чехословакии в 1958 году. После этого на родине сатирика было решено исправить эту вопиющую ситуацию, и дважды запускался фильм о нем. Но оба проекта так и не были доведены до своего логического завершения. Причем дело было не в кознях цензуры, а в самом артисте – ему не понравилось отснятое. По его мнению, при переносе на кинопленку его интермедии теряли свою первозданную прелесть и глубину. Короче, те фильмы так и не вышли, после чего на этом фронте наступило временное затишье. И только во второй половине 60-х, когда ситуация стала попросту вопиющей (даже в Англии, как мы помним, был снят фильм-концерт с Райкиным), дело сдвинулось с мертвой точки и сатирик умерил свою щепетильность. Впрочем, и в этом случае без определенных колебаний поначалу не обошлось. Вот как описывал перипетии создания своего фильма режиссер Василий Катанян:
«Март 1966. Начал делать картину о Райкине. Организуется со скрипом. Что-то мнется, колеблется, мямлит. То ли боится, что спектакль, перенесенный на экран, примет масштабы атомной бомбы, то ли не хочет возиться, не пойму. Договорились с Ромой, что она примет участие в работе. Видел их спектакль «Волшебники живут рядом». Мне очень понравилось: смело, остроумно, талантливо.
13 мая. Вчера вернулся из Баку, где снимали Райкина. С Ленинской премией его – увы – прокатили. Ужасно несправедливо.
В Баку Райкин играл «Избранные страницы». Актер он изумительный. Играет каждый день с такой отдачей, как будто это премьера или гала-спектакль. Вдохновенно, не считаясь с усталостью. Видно, что играть любит. Я не видел ни одного актера столь популярного и так любимого народом. Именно народом, а не публикой!
Как только он появляется, еще не говорит ни слова – просто стоит, – и весь зал уже любовно улыбается.
Он в жизни довольно вял, бестемпераментен, но на шутку реагирует безошибочно. Любезен, хорошо воспитан. Замечательно элегантен. Франт.
Рома умна, несобранна, очень радушна. Таково первое впечатление.
Насчет «сниматься» в нашей картине – Райкин то хочет, то финтит. Но потом выяснилось, что хочет за свой труд и талант не те тысячу, которые мы можем дать, а четыре-пять тысяч. Я считаю, что он прав. Интересно, как посмотрит на это руководство? Если не согласится, то картина лопнет. Завтра начну хлопоты…
12 июня. С Райкиным подписали договор на съемки за четыре с половиной (тысячи рублей. –
Однажды я застал Райкина за обедом. Он сидел, не притрагиваясь к еде, обескураженный и