он как раз на вашей даче у Кассиля собирал друзей и играл для них нецензурированную программу. Я это хорошо помню, я бывала на таких представлениях…»

Но вернемся к спектаклю «Волшебники живут рядом».

Сюжет пьесы Хазина строился на оригинальном приеме: на своем общем собрании волшебники решают испробовать «прогрессивный метод» доброй феи – поменять местами людей, не понимающих друг друга. В итоге стоило кому-нибудь из героев пьесы произнести фразу «Были бы вы на моем месте», как тут же происходила та самая перестановка. Например, строгий профессор оказывался испуганным студентом, сдающим экзамен, отец менялся местами с сыном, мужья с женами, начальник с просителем и т. д. Как и прежде, большинство главных ролей играл Райкин.

Роман Карцев исполнял небольшую роль молодого волшебника. Кроме этого, в нем должны были дебютировать и двое его земляков из Одессы – Виктор Ильченко и Людмила Гвоздикова (родная сестра популярной киноактрисы Натальи Гвоздиковой). Вот как об этом вспоминает сам Р. Карцев:

«Райкин работал с Хазиным над спектаклем «Волшебники живут рядом», и кто знает, если бы не этот спектакль, я, может, никогда бы не встретился с Витей Ильченко и Милой Гвоздиковой. Там есть два персонажа – молодые волшебники, а совсем молодых в театре не было, и вот, когда я впервые приехал в Одессу в отпуск и там же отдыхал Райкин в санатории Чкалова, у меня возникла мысль найти молодых волшебников в Одессе, в «Парнасе-2». В спектакле «Парнаса» я и увидел Милу, молодую и красивую, и привел ее к Райкину, который моментально пригласил ее на работу в свой театр. Так я невольно разбил ее первую семью и помог встретить вторую в этом театре. А самое главное – тогда я встретил Витю Ильченко, привел его к Райкину, и с тех пор мы с ним работали тридцать лет.

«Парнас-2» меня встретил как легионера из-за границы. Я рассказывал о театре, о Райкине, хотя рассказывать еще было особенно нечего (Карцев состоял в труппе райкинского театра всего лишь полгода – с ноября 1962 года. – Ф. Р.).

Во время отпуска мои родители пригласили Райкина на обед. Три дня все жарилось, шкварилось, фаршировалось. Почему-то Аркадий Исаакович пришел один, хотя ел за троих – я в первый и последний раз видел, чтоб он так много ел. Он не поднимал головы! Фаршированная рыба, синие трех видов, салат «оливье», форшмак, отбивные, селедка-скумбрия, бычки, затем жидкое (у нас дома ели сначала второе, затем первое, и так до сих пор), бульон с «мондалах», фаршированная шейка, мороженое… Разговора не было – была трапеза. А мне двадцать два года, а меня ждет девушка, и я придумываю пойти за хлебом, хотя хлеба на столе достаточно, но Аркадий Исаакович все понял и сказал: «Да! Сходи! И не торопись – выбирай свежий».

У них был разговор обо мне, Райкин меня хвалил, отец не верил (он-то меня знал), а мама собирала Райкину в санаторий все, что ему понравилось. В Одессе это закон – дать что-нибудь с собой.

Когда мы с Витей и с Милой втроем появились на сборе труппы, которая состояла из двенадцати- тринадцати актеров, нас встретили почти враждебно. Все одесситы, все молоды, красивы и застенчивы!.. Но время показало: мы очень полюбили этот театр и быстро вошли в труппу…

В это время началась подготовка к поездке в Чехословакию. Райкин вставил монолог Жванецкого, который я читал еще в Одессе: монолог начальника управления культуры, «долбающего» спектакль, этакого жлоба от культуры. Я исполнял его почти в конце спектакля. В карман костюма я закладывал множество красных карандашей и ручек. Публика смеялась, и я выучил монолог на чешском языке. Успех был еще больше. Эта поездка сблизила нас с Витей…

Прага на нас произвела ошеломляющее впечатление. Красавица! Готика! Соборы! Органные концерты!.. Шпикачки! Ночные гуляния, ночью на улице по шпикачке с горчицей и пивом… Успех у Аркадия Исааковича огромный! Мой монолог на чешском принимали прекрасно. Посмотрел чаплиновского «Диктатора». Спектакль театра «Светофор». Затем – месяц в Словакии…

Вернувшись в Ленинград, приступили к репетициям спектакля Хазина «Волшебники живут рядом». Мы, одесситы, играли молодых волшебников – танцевали, пели, бегали, выходили в миниатюрах. Спектакль, на мой взгляд, получился не лучший (как видим, мнение Карцева в этом вопросе разошлось с мнением Райкина. – Ф. Р.), хотя было несколько классных миниатюр. Я весь вечер стоял за кулисами и наблюдал за игрой Райкина…»

В новом спектакле герой нашего рассказа снова играл несколько главных ролей. Например, председателя колхоза Василия Игнатьевича. Напившись, он беседовал с… коровой Джульеттой, требуя от нее принятия высоких обязательств, грозил ей всеми возможными карами за их невыполнение.

Еще один герой – некто Федор Гаврилович Пантюхов – тоже некий начальник, но уже из касты партхозноменклатурщиков. Человек малограмотный, он когда-то попал в руководящие верха и с тех пор остается пожизненным руководителем. Со стороны авторов спектакля это был прямой камень в огород начальников сталинской поры, которые на тот момент все еще составляли значительный процент номенклатурных работников. В начале 60-х Хрущев начал очередные пертурбации в верхах, сменяя старых номенклатурщиков на более молодых, поэтому заинтересованные в этих процессах люди старались ему всячески в этом помочь. Вот почему в тех же СМИ было много материалов на тему «молодым везде у нас дорога, старикам везде у нас почет». Райкин с Хазиным тоже включились в это дело, прямо намекая своим сценическим Пантюховым, что, пока многими областями жизни руководят такие вот начальники, добра ждать не приходится. Вот и Марк Розовский в «Комсомольской правде» (9 октября 1964 года) говорил о том же:

«С убийственной беспощадностью к предмету осмеяния и точностью в деталях, репликах Хазин и Райкин расправляются с порождением культа личности, маленьким безграмотным человеком, который попал в номенклатуру и стал пожизненно руководителем. Он глуп и изворотлив, он угрюм и страшен…»

Это тот самый Марк Розовский, который в наши дни не вылезает с экранов телевизоров, гневно клеймит сталинское прошлое и призывает россиян за него покаяться. Видимо, имея в виду преступления пантюховых, которые в далекие 30-е репрессировали невинных граждан. Как мы помним, было такое: в 30-е годы шла война элит, во время которой одни палачи вынуждены были уступить место другим – более прытким и хватким. В результате пантюховы стали теснить во власти кацманов, прибирая рычаги управления страной в свои руки (кстати, отца Розовского, который начинал свою деятельность в Рабоче- крестьянской инспекции при ВЧК Украины, в конце 30-х тоже репрессировали – отправили в лагеря). Потом эти же пантюховы сумели выиграть страшную войну и заново восстановить разоренную страну. При Хрущеве у кацманов появилась надежда, что их снова вернут во власть, но эти надежды не оправдались, поскольку именно тогда оттуда удалили их последнего соплеменника – Лазаря Моисеевича Кагановича. Тем самым пантюховы взвалили на себя весь груз ответственности за страну, а кацманам осталась одна прерогатива – наблюдать за этим процессом со стороны и при любой возможности строго с них спрашивать за любую оплошность. Впрочем, они иногда не только наблюдали.

Например, в экономике тот же Хрущев опирался и на соплеменников кацманов: так, с 1962 года в СССР начался экономический эксперимент, который можно смело назвать рыночным – нескольким десяткам крупных предприятий было разрешено поставить во главу угла не пресловутый план, а прибыль. Разработчиком этого эксперимента выступил харьковский экономист Евсей Либерман. Началось постепенное внедрение рыночных элементов в советскую экономику, что ограничило одну из главных характеристик социалистической экономической системы – плановость и предоставило свободу стихийным рыночным силам. Были и другие примеры привлечения кацманов в экономическую жизнь страны. Однако путь в политику им по-прежнему был наглухо закрыт – там все решали соплеменники пантюховых. Вот почему в спектаклях Райкина все отрицательные персонажи носили русские имена и фамилии, а еврейских не было вовсе. Как уже говорилось, эта тенденция всегда вызывала недоумение у определенного числа русских людей, однако по-настоящему животрепещущей эта проблема станет в середине 60-х годов, о чем речь у нас еще пойдет впереди.

О том, что из себя представлял в спектакле райкинский Пантюхов (а это, повторимся, был собирательный образ многих начальников русского происхождения, двинутых во власть еще Сталиным в середине 30-х в рамках кампании по активному ославяниванию элиты), рассказывает Е. Уварова:

«Фигура Федора Гавриловича Пантюхова монументальна, благодаря расширенным и поднятым плечам костюма она почти квадратна. Отмечается «стольколетие» его «безупречной трудовой

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату