– Раньше часто, а теперь все реже и реже. Я сотрудник антропологического факультета Университета Северной Каролины. Время от времени читаю курс по биологии приматов или поведению, но в последнее время это случается крайне редко. Я слишком занята судебной работой.

– Понятно. – Он махнул в воздухе рукой с моей визиткой. – А на чем вы специализировались, занимаясь приматами?

Интересно, кто кому должен задавать вопросы, подумала я.

– Меня увлекали механизмы возникновения и протекания остеопороза, в особенности взаимосвязь между поведением страдающего данным заболеванием и процессом развития болезни. Животных, а именно макак-резусов, мы использовали в качестве экспериментальных моделей, изучая способы воздействия на социальную группу, создавая стрессовые ситуации и управляя ходом разрежения костного вещества.

– В дикой природе вы работаете?

– Только на островах.

– О?

Янтарные брови заинтересованно изогнулись.

– На островах Пуэрто-Рико. На протяжении нескольких лет я проводила занятия и на острове Морган, что у побережья Южной Каролины.

– Говорите, вы используете в работе макак-резусов?

– Да. Доктор Бейли, я хотела спросить, не можете ли вы рассказать мне поподробнее о той исчезнувшей обезьяне?

Бейли проигнорировал мои слова.

– Как так вышло, что вы переключились с обезьяньих костей на трупы?

– И то и другое взаимосвязано. От основной проблемы – биологии скелета – я не ушла.

– Верно, верно.

– Я спросила у вас про ту обезьяну.

– Да-да. Про обезьяну. Собственно, тут почти не о чем рассказывать. – Он потер одной ногой о другую, подался вперед и на что-то посмотрел. – Я пришел однажды утром и обнаружил, что клетка пуста. Возможно, кто-то забыл запереть ее на замок, вот Альса – так звали обезьяну – и сбежала. Она была ужасно умной и отличалась феноменальной ловкостью. Потрясающие у нее были ручки! Мы закрыли все ворота, осмотрели здание, сообщили о пропаже охране кампуса. Но Альсу так и не нашли. А потом я увидел статью в газете.

– А для каких целей вы ее использовали?

– С Альсой работал не я, а одна аспирантка. Меня главным образом интересуют обонятельные системы коммуникации, используемые животными, но я занимаюсь и другими вопросами.

По тому, с какой интонацией Бейли произнес последнюю фразу, я поняла, что о том же самом ему уже доводилось разговаривать сотни раз. Разглагольствования ученых о 'моем исследовании' прекрасно мне знакомы. У каждого из нас на случай встреч с новыми людьми, вечеринок и других подобных мероприятий заготовлена упрощенная версия своего проекта.

– Чем занималась та аспирантка?

Я не желала слушать, что интересует самого Бейли.

Он криво улыбнулся и покачал головой:

– Она занималась языком. Пробовала обучить современного примата овладеть речью. Имя Альса мы дали этой обезьяне не случайно. Это аббревиатура от 'л'Аперантисаж де ля Лангдю Сэнж Америкэн'. Альса. Мэри-Лиз собиралась дать квебекский ответ Пенни Пэттерсону, а Альсу планировала сделать самой знаменитой южноамериканской обезьяной.

Бейли поднял вверх руку, резко опустил ее и саркастически фыркнул. Я изучающе всмотрелась в его лицо. Оно выглядело не то уставшим, не то удрученным.

– Кто такая Мэри-Лиз?

– Моя бывшая студентка.

– И каких результатов ей удалось достичь?

– Почти никаких, ведь у нее было слишком мало времени. Она не проработала над проектом и пяти месяцев, когда обезьяна исчезла. – Его улыбка сделалась еще более кривой. – А после исчезновения обезьяны она и сама ушла.

– Ушла из университета?

Бейли кивнул.

– Почему?

Он выдержал длинную паузу.

– Мэри-Лиз была способной девочкой. Уверен, она смогла бы стать магистром. Ей нравилось заниматься наукой. Смерть Альсы стала для нее серьезным потрясением, но не думаю, что именно по этой причине она ушла.

– По какой же тогда?

Он принялся рисовать ручкой небольшие треугольники на одной из тетрадей на столе. Я не торопила его с ответом.