даю последний шанс остаться в моей газете. Посылаю вас в такую...

- Задницу, - подсказал Стрекозов.

- Нет! В такую глушь, о которой вы не сможете написать, не съездив туда! На Сахалин!

- Зачем?

- В Южно-Сахалинске состоится открытие памятника Павлику Морозову. В вашем репортаже должно быть...

Стрекозов достал блокнот с грязными потрепанными краями и, взяв с редакторского стола японскую ручку, начал записывать.

- Первое, - говорил Однодневный, - отчет с места открытия памятника. Речи профсоюзных и коммунистических деятелей. Немного об окружающей памятник природе. Второе, о жизни простых тружеников в этом суровом северном краю... нет, крае... нет... в общем, на Сахалине. И написать это надо так, чтобы каждому человеку, прочитавшему вашу статью, захотелось поехать на Сахалин работать, строить в дружном многонациональном коллективе светлое будущее и коммунизм!

- Разве наше светлое будущее и коммунизм не одно и то же? - уточнил Стрекозов.

- Для данного репортажа это не существенно, - в тон ему отозвался Однодневный.

- Все? - спросил Дамкин.

- Все, - ответил редактор.

- Отдай, а то сломаешь, - сказал Дамкин и, отняв у Стрекозова ручку, сунул ее в свой карман.

- Так вот, - молвил Однодневный. - А чтобы вы не продинамили этот репортаж с места событий, билеты на самолет для вас уже куплены. Вот они. Командировочные для вас я тоже получил. Вот они. Я изъял из них двадцать рублей, которые вы мне были должны. Ваш самолет в одиннадцать вечера. Не опаздывайте. Самолет - не главный редактор, ждать не будет. Задание понятно? Вольно. Разойдись.

Друзья вышли из кабинета.

- Досталось? - язвительно спросила секретарша.

- Да нет, - отмахнулся Дамкин. - Когда нам доставалось от Однодневного? Это же наш друг детства. Только вчера у меня на дне рождения говорил тост, что я - цвет советской журналистики, что меня надо наградить орденом имени Дружбы Народов, дать премию Ленинского комсомола...

- Ладно врать-то! - Люся отвернулась от Дамкина.

- Попросил слетать на Сахалин, - сказал Стрекозов. - Там сейчас проводится выставка парижской моды и японского икебанного искусства.

- Так это для вас билеты на самолет заказывались?

- Вот они! - Стрекозов помахал билетами. - Специально заказывались, чтобы нас не утруждать беготней по кассам Аэрофлота. Выставка парижской моды не ждет, в очередях за билетами стоять некогда!

- Вот это да! - затаила дыхание Люся. - Может духи французские привезете? И чулочки?

- Отчего ж не привезти, - согласился галантный Дамкин. - Для такой красивой девушки можно даже презервативы с усиками достать... Только денег нет, а французские духи не меньше полтинника стоят.

Люся открыла сумочку, покопавшись, достала семьдесят рублей и протянула Дамкину.

- Только не спутайте: французских духов, а не корейской жень-шеневой водки!

- При чем тут корейцы?

- Так они же на Сахалине живут! Тут недавно к Однодневному приезжал какой-то кореец и привез жень-шеневой водки. Такая мерзость! Жуть!

- Спасибо за информацию, - поблагодарил Дамкин и протянул ей редакторскую ручку. - Это тебе подарок. Японская!

- Вот здорово! - обрадовалась девушка. - Ручка совсем как у редактора! Большое спасибо!

- Было бы за что! - ответил Стрекозов, и друзья скрылись за дверью.

По дороге вниз между третьим и вторым этажом мимо них пробежал запыхавшийся бородач с рожей научного сотрудника и большим глиняным горшком в руках. Из горшка торчал похожий на ёжика кактус.

По привычке отсалютовав вахтеру проездным, Дамкин и Стрекозов вышли на улицу. У парадного все так же сиротливо курил милиционер Хибабулин.

- Все стоишь? - спросил Стрекозов.

- А чо еще делать? - отозвался Хибабулин.

- Мог бы мусор убрать!

- Чего мне делать больше нечего?! - пожал могучими плечами милиционер.

- Тоже правильно, - сказал Дамкин, и, неторопливо перешагивая через лужи, литераторы скрылись за углом.

Тут с верхнего этажа со свистом упал горшок с кактусом. И опять мимо.

Глава следующая

О том, как литераторы решили отложить

поездку на Сахалин

Билл Штофф притянул к себе Мэгги, обнаружив, что она уже на все согласна.

Дамкин, Стрекозов 'Похождения Билла Штоффа'

- Слушай, Дамкин, - сказал Стрекозов, шагая по улице вместе с уныло молчащим соавтором. - Что-то мне сегодня абсолютно не хочется лететь ни на какой Сахалин.

- Какое к черту 'сегодня'! - горестно всплеснул руками Дамкин. - Мне туда вообще лететь не хочется!

- Да нет, слетать-то, конечно, надо, - рассудительно произнес Стрекозов. - Во-первых, на Сахалин посмотрим, а во-вторых, про него нам не написать, если не съездим. Это редактор правильно заметил. Но сегодня нас лететь никто не заставляет. Сдадим билеты, отдохнем от твоего дня рождения, потом в ресторан сходим - благо, деньги у нас есть!

- Да? - обрадовался Дамкин. - Это ты грамотно придумал. Давай, ты съездишь в какую-нибудь кассу Аэрофлота, сдашь билеты. Я в это время посмотрю, в каком свинском состоянии наша квартира.

- Карамелькину позвони, пусть приезжает и выключатель чинит.

- А вечерком возьмем Светку, а то она обиделась, и сводим в ресторан.

- В 'Прагу', - порекомендовал Стрекозов. - Очень приличный ресторан. Кстати, давай в туалет зайдем.

Литераторы завернули в туалет, на двери которого красовалась табличка с синей буквой 'М'. Спустившись по лестнице в вонючий полумрак, они неожиданно обнаружили почтенную толстую женщину в цветастом ситцевом платье, сидевшую за небольшим столиком при входе. Над ее верхней губой росли усы, и она была удивительно похожа на мужика грузинской национальности. Литераторы вполне могли бы принять эту мадам за мужчину, если бы не наличие необъятной груди и больших сережек в ушах. Зачарованные ее образом, соавторы остановились, а женщина посмотрела на них мутными глазками и тяжело засопела.

- Это точно мужской туалет? - на всякий случай спросил Дамкин.

- Туалет платный, - заявила женщина басом. - Десять копеек.

- Что? - поразился Дамкин. - За что десять копеек?

- За услуги.

- Какие тут услуги? Сексуальные? Я от вас никаких услуг не хочу! А других дам здесь не видно.

- Пошел отсюда! - дама угрожающе привстала из-за стола и попыталась преградить Дамкину путь.

- Что значит 'пошел отсюда'? - возмутился Стрекозов. - Мы зашли в общественный туалет, а вы нас гоните! Это безобразие! Я буду жаловаться в райком партии, горком комсомола и еще в три организации! Меня там хорошо знают!

- Хватит безобразничать! - женщина села на место. - Платите десять копеек, делайте свое дело и отваливайте!

- Десять копеек - это по-маленькому или по-большому? - деловито осведомился Дамкин.

- Как хочешь, - сказала толстуха.

- Хоть по-среднему, - добавил Стрекозов. - Советский сервис! Полное самообслуживание. Убирать, надеюсь, нас тут не заставят?

- Будем надеяться! Содрали десять копеек, обругали, на 'ты' назвали, а сортир все тот же самый! Да еще и справлять нужду, извиняюсь, придется под присмотром этой милой дамы. Вот засада!

'Милая дама' опять открыла рот, чтобы ответить наглому посетителю, но тут в туалет вошел старичок, а