Мотив Слова — фольклорного, а не книжного происхождения. Задонщина дала ему только художественную рамку и отправные мотивы для широкого лирического полотна. Впрочем, следы происхождения этого плача из Задонщины сохранились. Разбивка единого плача на четыре в Слове может быть объяснена наличием четырех плачей в Задонщине. При этом зачин каждой из трех последних частей плача Ярославны дает в Слове повторяющийся мотив в полном соответствии с эпической традицией.[Ср.: Якобсон Р. О. Композиция и космология плача Ярославны//ТОДРЛ. М.; Л., 1969. Т. 24. С- 32–34; Боброва Е. И. К новому истолкованию плача Ярославны//Там же. С. 35–37. (См. также: Соколова Л. В. Плач Ярославны//Энциклопедия. Т. 4. С. 109–116.)] Неудачно вставлено «сквоз?» (землю Половецкую): лучше было бы сказать «въ земл? Половецкой». Река может течь «сквозь» землю, «в» земле, но «пробить горы каменные» сквозь Половецкую землю уже куда как сложно.[Видя эту несообразность, О. В. Творогов полагает, что после «горы» в дошедшем до нас списке пропущен глагол «течеши» (Творогов. «Слово» и «Задонщина». С. 306).] Текст Задонщины гораздо яснее и грамматически правильнее, чем в Слове.
Еще E. Е. Голубинский обратил внимание на странность в плаче Ярославны. Дело в том, что княгиня «лишилась не только мужа, но и сына, юноши в первой юности, и, однако, плач ее ограничивается только мужем, ни словом не касаясь сына».[Голубинский E. Е. История русской церкви. 2-е изд. М., 1901. Т. 1, первая половина. С. 865.] Н. К. Гудзий склонен объяснить это обстоятельство тем, что «сын Игоря Владимир был не родным сыном Ярославны, а ее пасынком».[Гудзий Н. К. Литература Киевской Руси и древнейшие инославянские литературы. М., 1958. С. 63.] Но сведение о браке Игоря и Ярославны в 1184 г. восходит к генеалогической литературе XVIII в., и гипотеза о двукратной женитьбе Игоря не может быть подкреплена достоверными источниками.[Об этом см. главу III.] Следовательно, соображение Н. К. Гудзия в данном случае не имеет силы. Зато все станет на свое место, если вспомним, что в Задонщине плачут жены по погибшим мужьям и никаких сыновей там нет. Следуя в данном случае Задонщине, автор Слова и не упомянул о сыне.[По А. В. Соловьеву, княгиня «особенно беспокоится о муже, услышав, что у него несколько ран… О Владимире же она знает, что он не ранен, что он находится у невесты, ему хорошо, о нем волноваться нечего» (Соловьев. Восемь заметок. С. 381). Здесь что ни слово, то бездоказательное допущение.]
В. Д. Кузьмина объясняет отсутствие упоминания в плаче Ярославны Владимира тем, что он в Слове «не играет сколько-нибудь заметной роли. Игорь же — инициатор неудачного похода».[Рыбаков, Кузьмина, Филин. Старые мысли. С. 163.] Но Ярославна вспоминает Игоря не потому, что он «инициатор неудачного похода», а потому, что он любимый ею муж. Поэтому мы вправе были бы ожидать и того, что княгиня станет оплакивать своих сыновей. Этого, однако, в Слове нет.
Еще Р. О. Якобсон, доказывая первичность Слова по сравнению с Задонщиной, обратил внимание на то, что Днепр мог «пробить горы каменные», так как на нем были пороги. Однако на Дону порогов не было, поэтому он никак не мог «прорыть» каменных гор.[La Geste. P. 323–324.] Этот аргумент повторили В. П. Адрианова-Перетц и Д. С. Лихачев.[Адрианова-Перетц. «Слово» и «Задонщина». С. 157; Лихачев. Текстология. С. 176.] Но он не имеет никакой силы, если мы вспомним, что первичным был текст К-Б «берези харалужные» (о нем Р. О. Якобсон умалчивает), а горы каменные появились только в результате его осмысления в Пространной редакции. Это игнорирование соотношения Краткой и Пространной редакций ввело в заблуждение Р. О. Якобсона.[Его ученик Ж. Бланков повторяет фактически ту же ошибку, когда говорит, что мрачный колорит в Задонщине по сравнению со Словом мало оправдан, ибо в Задонщине речь идет о победе русских войск. Но это замечание, верное по отношению к Пространной редакции, лишено всякого смысла по отношению к Краткой: там изложение завершается не апофеозом, а плачем по погибшим и мрачный колорит вполне оправдан (Blankoff J. Les presages dans le Dit d’Igor’ et la Zadonscina// Annuaire de l’Institut de philologie et d'histoire orientales et slaves. Bruxelles, 1960. T. 15. P. 192).] Но эта ошибка сопряжена и с другой: горы произвольно отождествляются с порогами. Однако на севере Руси они означали просто «высокие берега».[ «Приидоша варязи горою на мир» (НПЛ. С. 240, 1201 г.). См.: Соловьев Р. //. Замечания по поводу опыта областного великорусского словаря. СПб., 1852. Стб. 108; Даль. Толковый словарь. Т. 1. С. 375; Vasmer М. Russisches etymologisches Worterbuch. Heidelberg, 1953. Bd 1. S. 293. На значение этого слова мое внимание обратил Н. И. Толстой, которого я сердечно благодарю.] Это, кстати говоря, объясняет, почему харалужные «берега» Краткой редакции превратились в каменные «горы» Пространной, и является новым подтверждением севернорусского происхождения Пространной редакции Задонщины. Текст Пространной редакции Задонщины соответствует действительному положению вещей: Дон «пробивает» («прорывает») в своем течении меловые горы. Именно в этом смысле и употребляется глагол «прорыл» в народной поэзии.[ «Терек „прорыл“ — прокопал горы крутые, леса темные» (Терские ведомости. 1868. № 44).] Глагол «пробил» («прорыл») горы каменные (берега) гораздо более соответствует течению реки, прошедшей между крутых берегов, меловых гор, чем «прорытию» порогов. Ни о каких порогах, следовательно, говорить не приходится. Но и этого мало. В 1389 г. Пимен во время плавания по Дону проезжал «горы каменыа красныа» (около позднейшей станицы Кременской).[ПСРЛ. Т. И. С. 96; Кудряшов. Половецкая степь. С. 24.]
Р. О. Якобсон текст Задонщины считает вторичным еще и потому, что Дон не мог доставить в Москву мертвого супруга Марьи.[La Geste. P. 323–324.] И это замечание по меньшей мере неточно: действительно, «к мне» Пространной редакции Задонщины бессмысленно, но ведь в Краткой редакции этого нет.[Об этом см. главу I.]
В. Н. Перетц и Д. С. Лихачев дают конъектуру «ся слышить». Предлагаемое чтение «слышится» опирается на ряд сходных («раст?кашется», «вьются»). Оно лучше объясняет описку «слышить» (в полууставном экземпляре не поставлена надстрочная буква «с»).
На плаче Ярославны, собственно говоря, и кончается сколько-нибудь значительное сходство Задонщины со Словом (ср. также мотив «по ковылию»).[Это, в частности, и дало основание А. И. Никифорову считать, что в XIV в. существовал вариант Слова без радостного конца (без похвалы Игорю и князьям), который и был использован автором Задонщины (Никифоров. Слово. С. 209).] В дальнейшем встречаются лишь дублирующие предшествующий текст мотивы («поскочи горнастаемъ… скочи съ него босымъ влъкомъ… влъкомъ потече… лел?явшу князя на влънахъ, стлавшу ему зел?ну траву»). Так, плач матери Ростислава повторяет плач Ярославны («Затвори, Дн?прь, темн? берез?»). Знакомые мотивы слышны в выражении «древо с тугою къ земли приклонило». «Врани не граахуть, галици помлъкоша» как бы антитеза более раннему «часто врани граахуть… а галици свою речь говоряхуть». Если во втором случае говорится о мрачных предзнаменованиях, то в первом об их отсутствии: недаром «соловии веселыми п?сньми св?тъ пов?даютъ».
Слово:
…п?вше п?снь
Задонщина:
…животу
«Повесть» Задонщины превратилась в Слове в «п?снь», и весь фрагмент был решительно переработан.
Таким образом, и факт непосредственной связи Слова о полку Игореве с позднейшей редакцией Задонщины, и характер взаимоотношения между этими памятниками показывают позднейшее происхождение Песни о походе князя Игоря.
Можно обратить внимание еще на одно обстоятельство. Иногда одному фрагменту Задонщины соответствуют четыре-пять микросочетаний Слова.
Слово: I….два солнца пом?ркоста, оба багряная стльпа погасоста, и съ ними (в изд.: нимъ) молодая месяца, Олегъ и Святъславъ… ту Игорь князь
