Гулко в ночном переходе, пустота.Бабка сидит: горбата, страшна, седа.Нитку сучит, вроде прядёт чего-то там,Тихо бормочет: денежку, мальчик, дай!Он ей бросает пачку: хватит надолго, мол.(Жаль, кинокамер нету, хороший дубль.)Нищенка цепкой рукой ловит его подол: Парень, постой-ка, что это ты задумал?Бабушка, может, знаете, с вас станется:Как мне проехать отсюда — и прямо в ад?Знаю, голубчик, есть небольшая станцияНа перегоне «Лубянка» — «Охотный ряд».Жди темноты, не бери ничего лишнего,Дай мне из свитера нитку, ступай, ступай...Ад — он везде, родной. Как услышишь клич его —Лестницей ржавой ляжет тебе тропа.
XII
Он едет в пустом хвостовом вагоне,Считает секунды, газету мнёт.Стук сердца в чудовищном гуле тонет.Лицо и уши горят огнём.Он словно на твёрдых коленях деда:Давай, вспоминай, как себя ты вёл...Он слышит отчётливо: рядом где-тоСтаруха смеётся и нитку рвёт.Гудок, остановка, укол под рёбра,Как будто отмашка: дают добро.Рычит: «Всё равно нас никто не берёт в рай!» — И сходит сквозь дверь на пустой перрон...Колонны молчат, свод из тени соткан,Ни схем, ни названий, ни стрелок нет.Он церберу в кассе швыряет сотку,Проходит в единственный турникет,Встаёт на грохочущий эскалатор,Вцепляется в поручень, смотрит вниз.За кадром дежурят врачи в халатах:Ну, мало ли — обморок, приступ, криз...Статисты, ссылаясь на боль и хрипы,Бросают всё и уходят в скит.Истерика в секции первых скрипок:Дымятся грифы, искрят смычки,Гудят, задыхаясь, гармонь и флейта,Ударные лупят во весь опор;В Москве навсегда отменили лето,Начальник лета покинул пост.Вытягиваясь, подвывая, плавясь, скрипя, постукивая, дрожа,Гигантская лестница режет пламяИ на себя принимает жар.
XIII
Он идёт по сырым тоннелям: бледен, трагичен, строен,Уговаривая себя не трястись, подбородок задрав.Вся массовка сбегается хоть издали поглазеть на героя,Хотя за уход с рабочего места положен нехилый штраф.Демоны разных мастей снуют вокруг, словно осы.
