мире!

Гюльчатай уже не улыбалась.

– А бедную девчонку ассистенты выносили с арены на руках…

– Под шквал аплодисментов!

– …потому что, когда из-под купола опустили вниз деревянный круг, она была в глубоком обмороке! Если бы не удерживающие ее веревки…

–  Подумаешь, в кои веки раз обошлись без «комплимента»!

– Поясню: «комплимент» – это выход артиста на аплодисменты зрителей после окончания номера. – Гюльчатай грозно посмотрела на Аракчеева: – Девицу в это время в гримерке откачивали!

– А тебя кто просил туда соваться?! Воспользовалась знакомством со мной и прилетела, фурия! Это наши, цирковые дела, понятно?

Галя неожиданно улыбнулась:

– Знаешь, командир, этот энерджайзер до сих пор не раскололся, как с ним поступила дирекция цирка…

– Это мое дело!

– ….только на оставшуюся неделю гастролей «Летающие кинжалы» срочно заменили дрессированными тюленями.

– А потом все-таки вернули!

– Ты действительно неисправим! – Она придвинулась к Аракчееву и наклонилась к его уху. Потом громким шепотом поинтересовалась: – А перед девицей вину загладил?

– Ну, цветы, конфеты, шампанское, ужин в хорошем ресторане…

– Да я не об этом. – Гюльчатай еле сдерживала смех. – Ты ей цирковое трико собственноручно стирал?!

– Что? Как?! Грязные инсинуации!

Под общий хохот за столом Алексеева с трудом выговорила:

– Вадечка, ты забываешь, что я была в гримерке уже через пять минут. Такое амбре ни с чем не спутаешь!

– Тьфу на тебя, зараза!

Аракчеев вскочил с дивана и пулей вылетел в коридор.

Отсмеявшись и утерев выступившие слезы, Талеев вернулся к прерванной теме:

– Значит, план такой. С утра, – он посмотрел на часы: 2.50, – Снайп и Вадим отправляются на мызу. Сестра Крууса очень подробный план нарисовала, так что проблем с поисками не будет. – Аракчеев слушал указания, прислонившись к косяку двери, не заходя в номер. – Предупреждаю: никакой самодеятельности! Выжали максимум информации из вежливого разговора – и домой. Ну, можно чайку попить. Кстати, не забудьте по дороге заскочить в магазин и закупить всяких кексиков, печенюшек, конфет. Сестра говорила, что старики это любят. Можно ликерчику для деда. Для деда, я сказал! – Гера строго посмотрел на Вадика. – А не для деЛа. И никаких Палдиски! – Он смягчил тон. – Поймите, ребята, я сам догадываюсь, что ниточки туда тянутся. Тем более надо собрать максимум информации, прежде чем соваться туда. И не только из разговора со стариками на мызе. Нужен и отчет экспертов по фотографиям, и… еще один очень существенный источник имеется…

Гера помолчал и с усмешкой добавил негромко:

– Как в воду глядел наш капитан 1-го ранга. Если уж вляпались в Эстонию, зови на помощь военно-морской флот. Такого эксперта по Палдиски, как Серега Редин, мы нигде больше не найдем.

– А мне-то что делать, командир? – поинтересовалась Алексеева. – Может, с ребятами?

– Нет. С утра ты отправишься к Эне Трийну. Да поработай предварительно над своей внешностью. Таллин – город маленький, а тебя наверняка очень хорошо запомнили сразу несколько человек. – Гера хмыкнул. – Если ты не отбила у них способность вообще что-то запоминать. Поможешь девушке вспомнить своих дальних родственников. Причем дальних в прямом смысле слова: чем дальше от столицы, тем лучше. Выберешь на свое усмотрение самый безопасный способ добраться до них. Ну и… убедишься, что Трийну отбыла в указанном направлении. Обговори с ней возможность связи. Потом я тебя найду. Все ясно? – Гюльчатай кивнула. – И мгновенно звони мне в случае… любых неожиданностей. Нам нельзя допустить повторения сегодняшних событий. Это и вас касается, молодые люди! Осторожность и еще раз осторожность.

Поспать удалось не более двух часов. Наверно, поэтому сидевший на месте пассажира Вадим был мрачен и неразговорчив. Даже ругаться сквозь зубы он начал только на втором часу путешествия, когда автомашина свернула с асфальтированной трассы сначала на вполне еще приличную дорогу с покрытием из залитого гудроном щебня, а потом и вовсе вырулила на неширокую сельскую грунтовку.

– Ну и где тебе Европа?! Ах, Прибалтика, ах… черт! Поаккуратней! – Машину тряхнуло так, что Аракчеев соприкоснулся головой с боковым стеклом. – Тоже мне, снайпер! Не можешь вписаться в нормальную колею.

Виталий спокойно молчал и сосредоточенно глядел в лобовое стекло. Что толку было возражать своему импульсивному другу? Хотя любому человеку не пришло бы в голову назвать «нормальной колеей» сплошную цепь рытвин и колдобин, между которыми уже пару сотен метров лавировал автомобиль. Снайп лишь заметил:

– Ночью и здесь дождь прошел. Смотри, как все развезло. Сейчас по целине поедем, потрясет немного.

Лес в этих краях, который на протяжении нескольких десятков километров тянулся вдоль трассы и казался сплошным и высоким, все чаще начал перемежаться весьма значительными открытыми пространствами, лишь кое-где поросшими редкими кустарниковыми зарослями. Зато трава в центре таких полян вымахала по пояс! Наверно, на такое изменение ландшафта оказало непосредственное влияние близость к балтийскому побережью.

Судя по приобретенной в таллинском магазине карте и подробному плану от сестры Тойво Крууса, хутор, где проживали их старые родственники, должен был находиться совсем рядом. Пока Аракчеев сосредоточенно изучал атлас и внимательно разглядывал окрестности, Снайп уверенно свернул на широкую утоптанную тропинку влево от уходящей дальше к очередному лесному массиву колеи. Он тоже внимательно смотрел в окно машины, но, похоже, его заинтересовала не отдаленная перспектива, а что-то под колесами автомобиля.

– Во! – Вадим торжествующе тыкал вперед пальцем. – Я же говорил: вот-вот приедем.

Действительно, метрах в двухстах стали хорошо видны крыши нескольких строений. Это и был нужный друзьям хутор, или мыза. Машина медленно и бесшумно подъехала к самому крыльцу единственного жилого строения в этом «ансамбле». Назвать его избой язык не поворачивался. Это был скорее бревенчатый дом с мезонином и даже с маленьким балконом над средней частью, столь распространенный в русской архитектуре XIX века. Однако сами строительные бревна никак не тянули на столь почтенный возраст. Наоборот, они были совсем свежие. Скорее всего, особняк неоднократно перестраивался, причем всякий раз неизменной оставалась его изначальная архитектурная планировка.

Справа от дома тянулся длинный и высокий сарай. Наверняка в нем хватало места и для скотины, и для хранения заготовляемого на зиму сена. Впереди слева, под развесистой кроной огромного вяза, находилась летняя кухня с каменной печью, добротным столом с широкими скамьями по бокам и навесом из дранки на четырех высоких шестах. Недалеко за домом располагался вырытый в земле погреб, высокую насыпь над которым также надежно защищала покатая крыша. На этот раз из черепицы. Той же черепицей был покрыт еще один сруб на мызе. Он находился метрах в пятидесяти по направлению к подступающему лесу, и к нему вдоль нескольких огородов вела отдельная тропинка. В таких местах на хуторах обычно располагались бани.

Снайп только успел заглушить мотор, как на крыльце появился высокий широкоплечий мужчина, опиравшийся на суковатую палку. Несмотря на лето, на его ногах были надеты валенки с резиновыми галошами. На непокрытой голове торчал короткий ежик совершенно седых волос. Мужчина был стар, хотя внешне выглядел крепким. Из-под седых кустистых бровей на неожиданных гостей смотрели настороженные глаза неопределимого цвета.

– Тере, тере! – почему-то по-эстонски приветствовал хозяина Вадик, хотя сестра Крууса предупреждала, что их родственники вполне уверенно говорят по-русски.

Старик ничего не ответил, продолжая разглядывать посетителей. Аракчеев беспомощно оглянулся на Виталия.

– Здравствуйте, уважаемый Леннарт!

Обращение по имени произвело на старика впечатление, и он медленно повернул голову в сторону Снайпа.

– Мы – добрые друзья ваших таллинских родственников. Гостили в столице у Хельги Круус. А сами приехали из… Риги, чтобы повидаться с ее братом Тойво. И такая досада: его не оказалось дома! Но госпожа Хельга любезно сообщила нам ваш адрес и рассказала, что Тойво собирался тут… отдохнуть какое-то время. Мы бы, конечно, ни за что не стали отрывать его от чудесного отдыха на природе и не рискнули бы побеспокоить вас, но наше дело чрезвычайно важное и спешное. Оно не допускает никаких отлагательств! Кстати, Хельга просила обязательно передать вам небольшую посылочку…

Вит направился к багажнику машины. Старик на крыльце, очевидно, решил, что время предварительного знакомства истекло, а говорить о делах лучше будет в доме. Он кивнул крупной головой и сделал широкий приглашающий жест. «Добро пожаловать!» Друзья, нагрузившись пакетами и свертками, направились за ним.

В большой и безукоризненно прибранной комнате было светло и просторно. В дальнем углу виднелась короткая и крутая деревянная лестница, которая вела наверх, в мезонин. Вдоль двух окон тянулась широкая лавка, а вплотную к ней был придвинут тяжелый, похоже, дубовый стол. На него друзья и выгрузили содержимое своих «подарочных» пакетов. Старик лишь мельком равнодушно глянул на них и, так и не произнеся ни слова, вышел через распахнутую дверь на остекленную веранду. Вадим и Снайп недоуменно переглянулись: такую встречу вряд ли можно было назвать дружеской и теплой.

Погремев на веранде какой-то кухонной утварью, дед быстро вернулся в горницу-гостиную.

– Попьем чай. – Это были его первые слова.

– Мы тут и кое-что более существенное прихватили. – Аракчеев жестом фокусника извлек из