такими нервными в присутствии Отрекшейся! В их отношении к ней не было почтения, но они относились к Семираг с долей уважения. А как же еще? Она была легендой. В присутствии этого создания – одного из самых злых существ, когда-либо живших – невозможно было не чувствовать хотя бы капли благоговения.
Благоговения…
– Вот в чем наша ошибка, – прошептала Кадсуане. Она моргнула, затем повернулась и распахнула двери в комнату.
Семираг стояла в центре небольшого помещения. Она была связана потоками Воздуха, скорее всего в тот момент, когда бросила свой поднос. Медное блюдо лежало отброшенным, сок из бобов впитывался в старые доски пола. В комнате не было окон. Вообще-то, это была кладовка, превращенная в 'камеру', чтобы изолировать Отрекшуюся. При этом вторжении сидевшая на стуле перед Семираг Сарен удивленно повернула красивое лицо в украшенных бисером косичках. Ее бледный широкоплечий Страж Витальен стоял в углу.
Голову Семираг ничто не удерживало, и ее взгляд метнулся к Кадсуане.
Кадсуане приняла решение; она немедленно должна бросить вызов этой женщине. К счастью, то, что она задумала, не требовало особой деликатности. Все сводилось к единственному вопросу. Как бы Кадсуане сломала саму себя? Сейчас, когда решение созрело, оно казалось таким простым.
– А, – произнесла Кадсуане безапелляционным тоном. – Я смотрю, дитя отказывается есть. Сарен, распусти-ка плетение.
Семираг вздернула брови и открыла рот, собираясь ответить насмешкой, но, едва Сарен распустила потоки Воздуха, Кадсуане сгребла волосы Семираг и небрежной подножкой сбила женщину на пол.
Она могла бы использовать Силу, но ей показалось
Кадсуане коленом прижала женщину к полу, затем пихнула ее лицом в разбросанную еду:
– Ешь, – сказала она. – Я не одобряю трату продуктов, дитя, особенно в такие времена, как сейчас.
Семираг отплевывалась, что-то бессвязно пробормотав, на что Кадсуане предположила, что это были проклятия, хотя она не поняла ни слова. Скорее всего, их значение затерялось в веках. Вскоре проклятия иссякли, и Семираг затихла. Она не сопротивлялась. Кадсуане бы тоже не стала; это только повредило бы ее имиджу. Сила Семираг как пленницы держалась на страхе и уважении, которым окружили ее Айз Седай. Кадсуане должна была это изменить.
– Твой стул, пожалуйста, – обратилась она к Сарен.
Белая сестра с потрясенным видом встала. Они испробовали все возможные доступные пытки с учетом ограничений ал'Тора, но ни одна из них не была для пленницы оскорбительной. Они обращались с Семираг, как с опасным человеком и достойным врагом. Это только раздувало ее самомнение.
– Ну что, ты будешь есть? – спросила Кадсуане.
– Я убью тебя, – спокойно ответила Семираг. – Первой, раньше всех прочих. Я заставлю их слушать твои вопли.
– Понятно, – ответила Кадсуане. – Сарен, пойди, передай трем сестрам снаружи зайти сюда. – Кадсуане помедлила, задумавшись. – Еще я видела несколько служанок, убирающих комнаты на другой стороне галереи. Приведи их тоже.
Сарен кивнула и поспешила прочь из комнаты. Кадсуане села, потом направила потоки Воздуха и подняла ими Семираг. Элза и Эриан с любопытством заглянули в комнату. Затем они вошли, а за ними и Сарен. Через несколько секунд вошла Дайгиан с пятью слугами: трое доманиек в передниках, долговязый мужчина с испачканными коричневыми пятнами руками после подновления краски на стенах, и с ними мальчик. Просто замечательно.
Как только они вошли, Кадсуане потоками Воздуха перевернула Семираг и положила ее себе на колено. А потом начала шлепать Отрекшуюся.
Сначала Семираг сдерживалась. Потом начала сыпать проклятиями. Затем выкрикивать угрозы. Кадсуане продолжала так, что отбила руку. Угрозы Семираг сменились криками гнева и боли. Служанка, уходившая за едой, вернулась в самый разгар действия, от чего позор Семираг стал еще сильнее. Айз Седай наблюдали за происходящим с отвисшими челюстями.
– Ну что, – не обращая внимания на крики Семираг, спросила Кадсуане через некоторое время. – Будешь есть?
– Я найду всех, кто тебе дорог, – простонала в ответ Отрекшаяся, в глазах ее стояли слезы. – Я скормлю их друг другу, и заставлю тебя смотреть. Я…
Кадсуане цокнула языком и начала заново. Толпа вокруг пораженно наблюдала в молчании. Семираг начала рыдать – не от боли, а от унижения. Это и был ключ. Семираг нельзя было победить болью или убеждением, а вот разрушить ее легендарный образ – в ее представлении это должно быть намного ужаснее, чем любое иное наказание. Точно так же было бы с Кадсуане.
Кадсуане остановилась спустя несколько минут, отпустив плетения, удерживавшие Семираг:
– Ты будешь есть? – спросила она.
– Я…
Кадсуане подняла руку, и Семираг практически соскочила с ее колена и, грохнувшись на пол, начала подбирать и есть бобы.
– Она – человек, – сказала Кадсуане, оглядывая окружающих. – Просто человек, как каждый из нас. У нее есть секреты, но у любого мальчишки может быть секрет, который он откажется рассказывать. Запомните это.
Кадсуане встала и направилась к дверям. Она задержалась около Сарен, которая не отрываясь следила за тем, как Отрекшаяся ест бобы прямо с пола:
– Подумай, не захватить ли тебе с собой в следующий раз щетку для волос, – добавила Кадсуане. – Она бы тебе очень пригодилась.
Сарен улыбнулась:
– Да, Кадсуане Седай.
«А теперь», подумала Кадсуане, выходя из комнаты, «надо подумать, что же делать с ал'Тором?».
– Милорд, – сказал Грейди, потирая обветренное лицо. – Думаю, вы не понимаете.
– Тогда объясни мне, – сказал Перрин. Он стоял на склоне холма, глядя вниз, на огромное скопление беженцев и солдат. Разношерстные палатки самых различных форм – островерхие, песочного цвета айильские, большие разноцветные палатки кайриэнцев и самые простые, с двумя вершинами – возникали тут и там по мере того, как люди готовились к ночлегу.
Как он и надеялся, Шайдо не бросились в погоню. Они позволили армии Перрина уйти, хотя его разведчики доносили, что они подошли к городу, чтобы его осмотреть. Так или иначе, это означало, что у Перрина есть время. Время отдохнуть, время уползти подальше, время – как он надеялся – чтобы использовать Врата для переброски беженцев в безопасное место.
Свет, их было так много. Тысячи и тысячи людей, управление которыми и снабжение едой было похоже на кошмар. Последние несколько дней были заполнены бесконечным потоком жалоб, протестов, решений и бумаг. И где только Балвер нашел столько бумаги? Похоже, ее хватило на всех приходивших к Перрину. Решения тяжб и споров казались им намного весомее, когда были записаны на бумаге. Еще Балвер заявил, что Перрину понадобится печать.
Работа отвлекала, и это было хорошо. Но Перрин знал, что ему не удастся надолго избавиться от проблем. Ранд тянул его на север. Перрин должен идти на Последнюю Битву. Остальное неважно.
И все же, именно эта его зацикленность – отрицание всего окружающего, кроме единственной цели – была источником стольких проблем во время его охоты за Фэйли. Ему каким-то образом нужно найти золотую середину. Он должен решить для себя, хочет ли он вести этих людей за собой. Ему необходимо найти компромисс с волком внутри, с тем зверем, что, когда Перрин вступал в бой, впадал в ярость.
