— Поль, ты можешь кое-что сделать для меня?
— Ну разумеется, Фи-о-нах. Только скажи…
— Иди позвони Фреду Гардинеру. Там знают его телефон. Скажи, что через полчаса на мои глаза снова наложат повязку, а мне необходимо увидеть его до этого. Пожалуйста, Поль, скажи ему, чтобы он поспешил.
— Я… я не понимаю, — пробормотал де Мари.
— У меня нет времени на объяснения — сделай так, как я прошу!
Сестра предупредила, что осталось пять минут, как она услышала шаги Фреда.
— У нас только пять минут, — начала Фиона, едва любимый вошел в комнату. — Дорогой, я хотела смотреть в твои глаза, когда буду говорить тебе эти слова. Я люблю тебя, Фред.
— Ты сказала, что это де Мари, — с усилием выдавил он.
— Я ошибалась. — Фиона послала ему ослепительную улыбку. — Это ты. Ты! Зачем же тогда я отправила Поля прочь и позвала тебя? Фред, ты не мог бы поцеловать меня?
Он приблизился к ее постели и хотя все еще не мог ничего понять, но уже знал, что это была не просто доброта богатой щедрой женщины.
— Когда я заметил в газете сообщение, что Поль в Лондоне, то подумал, что хотя бы на этот раз судьба все устроила сама, — медленно произнес Фред. — Я решил, что мне остается лишь отыскать его, и между вами все снова наладится. Не могу поверить, что мужчина, которому повезло завоевать твое сердце, не может отплатить тебе тем же.
Фиона протянула к нему руки, и он страстно прильнул губами к ее губам. Время остановилось. Влюбленные даже не заметили, как открылась дверь и медсестра смущенно кашлянула:
— Прошу прощения, но я должна проводить вас, мистер Гардинер. Время вышло.
— Ты придешь попозже? — Фиона неохотно отпустила его.
— И позже, и завтра, и все завтра, до тех пор, пока не заберу тебя отсюда.
Для Фреда, шагающего по улице, жесткий тротуар казался розовым облаком, а сам он был счастливейшим человеком во вселенной. Он больше не считал богатство Фионы препятствием. Просто к его любимой девочке вернулось зрение, и ей не был нужен Поль де Мари, хотя Фреду пришлось побегать по всему Лондону, чтобы отыскать француза. С книгой дела продвигались совсем неплохо. И никто не сможет упрекнуть, что третий муж Фионы Бартон не зарабатывает себе на жизнь.
— А все остальное пусть катится к черту! — громко возвестил Фред.
Несколько прохожих обернулись ему вслед.
Они наслаждались семейной жизнью уже восемнадцать месяцев, когда в одно прекрасное утро дворецкий позвонил в кабинет Фреда в их уютном доме «Чантри» и сообщил, что звонит мисс Данверс.
— Соедините, — жизнерадостно приказал Фред.
— У меня хорошие новости, — сообщила Джун. — Холт только что позвонил мне. Твой «Ливень» признан книгой года.
— Не может быть! — чуть не задохнулся от радости Фред.
— Это довольно необычно для первого произведения писателя. Ты должен быть очень польщен, — произнесла Джун самым профессиональным тоном, затем стала рассчитывать, как быстро распродастся книга после такой оказанной ей чести, тут же переводя все в наличные.
— Это слишком хорошо, чтобы быть правдой, — недоверчиво произнес Фред.
— Я подумала, это хороший стимул для тебя, чтобы ты поспешил со второй вещью.
— Ты получишь ее через несколько дней. Обещаю, Джун, — кротко ответил Фред.
— Я вешаю трубку. Ты ведь, наверное, хочешь поскорее сообщить новость Фионе. Передай, что я люблю ее.
— О, непременно.
Но он не сразу бросился к жене. Хотя, как и предполагала Джун, сгорал от нетерпения рассказать ей хорошие новости. Все же ему нужно было немного побыть одному, чтобы полностью осознать случившееся. Надо было проработать на Флит-стрит все эти годы, чтобы понять, что значит, когда твоя книга выбрана Книжным обществом. Это означало, что ты признанный писатель. Это успех!
А ведь для него это было чрезвычайно важно. И хотя доход Фионы за год превышал самые высокие гонорары самого успешного писателя лет за десять, но никто теперь не мог назвать его человеком, вынужденным жить на деньги жены! Чувство гордости росло. Если состояние Бартона исчезнет в одночасье, то теперь, после хороших новостей Джун, он вполне мог обеспечить проживание семьи в «Чантри», иметь машину, а Фионе не придется распродавать свои норки и соболя!
С глубокой благодарностью он оглянулся назад — в те месяцы, что они были женаты. Теперь он любил свою супругу еще больше, чем тогда в клинике, когда она выгнала Поля и послала за ним, чтобы сказать ему о своей любви.
Как же чудесно они жили вдвоем! Фред не стал отрицать, что ему было чрезвычайно трудно привыкнуть ко всем излишествам и удобствам, которые Фиона воспринимала как должное. Говорите, что хотите, но так чудесно, когда тебя охватывает охота к перемене мест, и нужно только позвонить в авиакомпанию, а затем в лучший отель в городе, который тебе вдруг захотелось посетить, и все.
Но как была права Фиона, сказав: «Самое лучшее во всех путешествиях — это возвращаться домой!»
И, хотя она до сих пор склонна думать, будто деньги решают все и, чтобы сделать человека счастливым, достаточно выписать чек, она уже не та высокомерная богачка. За время, пока она не видела, Фиона обрела глубокое понимание жизни. Она сошла со своего пьедестала, на который, как сама полагала, вознесли ее деньги, и стала нормальной, счастливой молодой женщиной.
Наверху, в просторной, светлой детской, царило последнее доказательство их любви — малыш Николас!
Довольно глупо, но Фреду хотелось, чтобы четырехмесячный карапуз так же хорошо, как и его мать, смог оценить честь, которая была оказана его отцу общественностью! Но может, с годами люди будут спрашивать Николаса Гардинера: «Не была ли ваша мать когда-то известна как наследница Бартон», а «Писатель Фред Гардинер, случайно, не ваш отец?»
Дверь открылась и в комнату проскользнула Фиона:
— Дорогой, я не побеспокоила? У тебя такой загадочный вид. Что случилось?
— Мне только что позвонила Джун. Она сказала, что «Ливень» признан Книжным обществом лучшей книгой года.
— Ах ты негодник! Ах злодей! И молчишь! — Она погрозила ему кулачком, а затем подбежала, чтобы поцеловать мужа. — Мои самые наилучшие поздравления! Я так горжусь тобой!
— Это все, что мне нужно.
— Заметь, я не удивлена, — величественно заявила Фиона. — Ты разве не помнишь, как я предсказывала, когда ты только упомянул, что хочешь написать роман, ты закончишь тем, что станешь почетным гостем на ленче у Фойла.
— Эй! Не так быстро. Меня еще туда не приглашали!
— Обязательно пригласят. Вот что бы мне не понравилось, так это если бы тебя пригласили с выступлениями в женские клубы в Америке. Они так бы и набросились на тебя, милый.
— Давай не будем опережать события. А что ты теперь делаешь? — спросил он, когда она подошла к камину и позвонила в колокольчик.
— Просто звоню Хадсону, чтобы он принес нам бутылку шампанского.
— Фиона, — застонал Фред, — сейчас половина одиннадцатого.
— Да хоть шесть часов утра. Мне ведь нужно поднять бокал в честь моего умного мужа. Потребуется немного времени, чтобы оно охладилось, — успокаивающе добавила она.
Но принесенное дворецким шампанское давно охлаждалось в ведерке со льдом, а они вовсе не спешили откупорить бутылку. Фиона пристроилась на уголке письменного стола и задумчиво произнесла:
— Жизнь сама умеет заживлять нанесенные ею раны.
— Это верно, — с улыбкой согласился Фред. — Ты кого-то конкретно имела в виду?
