его часов. Наконец она приблизилась к трем.

Фиона должна уже находиться на Харли-стрит. Он молил, чтобы доктор Лоррингэм не заставил ее ждать. Будет ли удобно позвонить через полчаса после назначенного времени? Нет, лучше подождать до без четверти четыре, вдруг консультация затянется или же доктор не сможет принять ее в назначенное время.

Телефон на его столе зазвенел в пятнадцать минут четвертого. Он поднял трубку и услышал голос Фионы.

— Я все еще у доктора Лоррингэма, но мне не терпится сообщить тебе поскорее, — задыхаясь затараторила она. — Фред, со мной все будет в порядке.

— Ты имеешь в виду глаза…

— Что же еще? — взволнованно рассмеялась Фиона. — Мне предстоит еще одна операция. Подправить кое-что — так сказал доктор Лоррингэм. Не о чем беспокоиться. Я снова буду видеть. Мне даже не придется носить очки.

Фред только сейчас смог выдохнуть:

— Фиона, я так благодарен. Так благодарен, что ты позвонила.

— Доктор Лоррингэм настаивает, чтобы я немедленно вернулась в клинику. Он уже позвонил директрисе. — Она смущенно добавила: — Боюсь, нам придется отложить свадьбу на несколько недель. Но мы все хорошенько обсудим, когда увидимся сегодня вечером.

— Да, правильно, — поддакнул Фред. — Поговорим об этом позже.

Но еще не успела Фиона положить трубку, как он вдруг осознал, что означает лично для него такой поворот событий. Ей больше не потребуется человек, который присматривал бы за ней днем и ночью. Ей не нужно будет хоронить себя в деревне — они присмотрели прекрасный домик в георгианском стиле в восточном Сассексе, но, слава богу, Фиона еще не успела подписать документы! Она сможет вернуться к своему обычному образу жизни, порхая с одного модного места на другое. Сможет выбрать мужа из блестящего окружения, вместо того чтобы выходить замуж за мрачного нищего журналиста.

Оглядывая свою маленькую, неряшливую комнатку, заваленную газетными вырезками, с картой мира, прикрепленной к стене, Фред попытался поздравить себя с тем, что он счастливо отделался. Теперь ему не придется бросать работу, чтобы стать сиделкой при богатой слепой супруге, благодарить ее за каждый кусок хлеба, за крышу над головой до тех пор, пока он не станет писать романы, которые понравятся публике.

Кого волнует то, что он по уши влюблен в нее? Ему была хорошо знакома грызущая боль в сердце, когда он представил себе, как будет жить без Фионы. Со временем острая тоска превратится в тупую боль, которая станет частью его самого на всю оставшуюся жизнь.

Да, да, да, он поговорит сегодня с Фионой. Что касается его, то она может чувствовать себя свободной, словно ветер. Фред очень надеялся, что Фиона не станет разыгрывать «благородство», делая его положение еще более невыносимым.

Первое, что он заметил, войдя в ее гостиную, — бутылка шампанского, охлаждающаяся в ведерке. Забыв о собственных проблемах, Фред суеверно подумал: «Не слишком ли она торопится? Ведь впереди еще одна операция. О, почему она не подождала того дня, когда наконец сама сможет налить себе бокал?»

— Фред, дорогой, какой ты милый, что пришел пораньше. — Фиона узнала его походку, едва мужчина ступил на толстый ковер ее комнаты.

Он подошел и легонько поцеловал ее:

— Как я рад за тебя!

— Будь счастлив — за нас! — поправила она. — Я чувствую, что повеселюсь сегодня. А ты, милый? Давай начнем с вина.

Он наполнил два бокала и вложил один в ее руку, затем легонько чокнулся с ней:

— За тебя, Фиона.

Она зажала бокал в ладонях:

— Что случилось, Фред?

Он испугался:

— Ничего. С чего ты решила?

— Мне кажется, у тебя что-то на уме. Ты не кажешься счастливым.

Поняв, что, наверное, выдал себя, Фред уже был готов сказать правду о том, что теперь, когда с ее глазами все будет в порядке, она может считать себя свободной. Но он взглянул на нетронутый бокал и припомнил свои опасения. Если он скажет сейчас, что ей совсем необязательно теперь выходить за него замуж, то потом никогда не сможет разубедить Фиону, что вовсе не из жалости он делал ей предложение.

Наверняка даже такой выдающийся доктор, как Лоррингэм, не может на сто процентов быть уверенным в результатах операции. Нужно подождать, когда зрение окончательно вернется к этой прекрасной мужественной женщине.

— Дорогая, — Фред напустил на себя легкомысленный вид, что далось ему с трудом, — просто я ошеломлен замечательной новостью. Выпей, милая, и давай веселиться, как ты предлагала.

Он чокнулся с ней, и на этот раз она чуть-чуть отпила.

— Ты бы не мог освободиться на часик-другой завтра утром? Я хочу съездить с тобой к адвокатам по поводу нашего дома…

— Ты ведь не хочешь покончить со сделкой прямо сейчас? — прервал ее Фред.

— Почему бы и нет? Или тебе это все не по душе, дорогой? — Ее голос был мило озабочен.

— Мне все нравится. — В его памяти мелькнули строгие, очаровательные очертания дома, розовый кирпич среди хвойных деревьев в дымке серо-розового рассвета. — Только что ты будешь делать в деревенском доме в Англии, Фиона, теперь, когда снова все будешь видеть?

— Это будет наш дом. Мы по-прежнему сможем путешествовать, если ты чувствуешь, что это поможет твоему творчеству, Фред.

Он поморщился, узнав интонации Леди Щедрость, что всегда так раздражало его, даже когда эта щедрость предназначалась вовсе не ему.

— Но мне было бы приято думать, — продолжала Фиона, — что наш домик «Чантри» всегда ждет нашего возвращения.

— Я вовсе не о себе думал. Я могу отыскать весь необходимый мне «национальный колорит» здесь, в Лондоне.

— Мой ершистый журналист! — нежно улыбнулась женщина.

— Это что еще такое?

— Мое тайное прозвище для тебя. Но вернемся к «Чантри». Неправда ли, какое милое имя для дома? Одно я отчетливо поняла за эти дни — непостоянство того, что мы так легкомысленно воспринимаем как должное. Я никогда не задумывалась о слепоте, а теперь вдруг начала ценить простые вещи, которые могу потерять. Это заставило меня искать надежности — например, собственного дома. Разумеется, дом может сгореть дотла, но только я хочу хотя бы попробовать создать настоящий семейный очаг. Ведь у меня никогда его не было. Хотя, надо признаться, я сама не желала его, — Фиона усмехнулась, — до последнего времени.

— А как же шато Мари? Если бы он позволил тебе делать с ним, что тебе захочется? — с вызовом спросил Фред. Господи, как же мучительно ему произносить имя мужчины, которого, как Фиона призналась, она все еще любила.

— Это не одно и то же, — возразила ничего не подозревающая невеста. — Даже когда я разрабатывала свои грандиозные планы модернизации шато, я никогда не считала его своим. Это был дом Поля. Я просто хотела сделать его более удобным для него, вот и все.

— Ты хочешь, чтобы я освободился завтра утром?

— Да, чтобы съездить со мной к адвокатам. Они сказали, что, если я оформлю на тебя доверенность, ты сможешь всем заправлять и подписывать все бумаги, пока я буду в клинике. Но сэр Ральф сказал, что хочет видеть нас вместе.

— Если ты скажешь, в какое время, я постараюсь освободиться.

Фред чувствовал, что его затягивает. Но он не знал, что делать в этой ситуации. Ему оставалось лишь