умерла. Да и, наконец, появится она или даже придет на хутор Тандита, бояться ее нечего. Это всего лишь живая статуя. Она вас не увидит, не услышит, не будет знать, кто вы. Она войдет, сядет у очага, останется там на день, на два, потом зажжет свою угасшую смолистую ветку, уйдет и вновь станет блуждать от дома к дому. Так проходит вся ее жизнь. К тому же на этот раз она так долго не появляется, что, наверное, не вернется уже никогда. Та, чей разум давно мертв, должно быть, теперь умерла и телом.

Балао Рао не счел своим долгом передать этот разговор Нане Сахибу, а вскоре и сам перестал придавать ему какое-либо значение.

Месяц спустя после их появления на пале Тандита о возвращении Блуждающего Огня в долину Нармады никто не слышал.

В течение целого месяца, с 12 марта по 12 апреля, Нана Сахиб прятался на хуторе. Он хотел выждать время, чтобы английские власти либо отказались от поисков, либо устремились по ложному следу.

Если днем братья не выходили, то их верные люди обследовали долину, обходили деревни и поселки, объявляли в иносказательной форме о скором появлении «опасного мульти» — полубога-получеловека и готовили умы для взрыва национального возмущения.

Когда спускалась ночь, Нана Сахиб и Балао Рао решались выйти из своего укрытия. Они ходили от деревни к деревне, от хутора к хутору, ожидая часа, когда смогут с большей безопасностью появляться во владениях раджей, подчиненных англичанам. Нана Сахиб, впрочем, не сомневался, что немало найдется людей, жаждущих сбросить иностранный гнет и присоединиться к нему. Но в тот момент речь шла только о диких племенах Гондваны.

Варвары бхилы, кочевники кхунды, гонды, мало отличающиеся от дикарей островов Тихого океана, — все они были готовы подняться и поддержать его. Если из предосторожности он открывался лишь двум или трем могущественным вождям племени, то все же убеждался, что его имя увлечет за собой многие миллионы индийцев, живущих на центральном плато Индостана.

Когда братья возвращались на пал Тандита, они отчитывались друг перед другом в том, что слышали, видели, делали. К ним присоединялись спутники, отовсюду приносящие известия, что мятежный дух подымается в долине Нармады, как ураганный ветер. Гонды ждали лишь зова «кисри» — призыва к войне горных народов, чтобы напасть на военные поселения президентства.

Но час еще не пробил.

Недостаточно, в самом деле, чтобы вся страна между горами Сатпура и Виндхья была охвачена огнем. Надо распространить пожар дальше. Для этого необходимо объединить недовольных в провинциях, соседних с Нармадой и находящихся в прямом подчинении английских властей. В каждом городе и поселке Бхопала, Мальвы, Бандельканда и во всем обширном королевстве Синдхии следовало зажечь пламя недовольства, готовое превратиться в огромный очаг.

Однако Нана Сахиб не без основания желал установить личный контакт с прежними участниками восстания 1857 года, теми туземцами, которые оставались верны его делу и, не веря слухам о его смерти, со дня на день ожидали появления набоба.

Месяц спустя после своего прибытия на хутор Тандита Нана Сахиб решил, что можно действовать, не опасаясь преследования. Он понял, что сообщение о его появлении было признано ложным. Сообщники держали его в курсе всего, что сделал губернатор президентства Бомбея для его поимки. Он знал, что в первые дни власти активно взялись за розыски, но безрезультатно. Рыбак из Аурангабада, бывший пленник Наны, пал под ударом кинжала, и никто не заподозрил, что убежавший факир и есть набоб Данду Пант, чья голова недавно была оценена. Через неделю слухи утратили силу, желающие получить награду в две тысячи фунтов стерлингов потеряли всякую надежду, и имя Наны Сахиба вновь предали забвению.

Отныне набоб мог действовать, не опасаясь быть узнанным, и снова начал подготовку восстания. Иногда в наряде парса[131], подчас в одежде простого райота, один или в сопровождении брата, он стал удаляться от пала Тандита, подаваясь к северу, выходя на другую сторону Нармады и даже за северную часть Виндхья.

Шпион, вздумай он следить за набобом во всех его вылазках, 12 апреля нашел бы его в Индоре.

Там, в столице королевства Холькар, Нана Сахиб, строго сохраняя инкогнито, вошел в контакт с многочисленными сельскими рабочими, трудившимися на маковых полях. Это были рихиллы, мекрани, валайали, люди горячие, смелые, фанатичные, по большей части сипаи — дезертиры из туземной армии, которые скрывались под одеждой индийских крестьян.

Затем Нана Сахиб перешел Бетву, приток Джамны, что течет на север, на западной границе Бандельканда, 19 апреля пересек роскошную долину, изобилующую финиковыми и манговыми пальмами, и прибыл в Суари.

Там возвышаются любопытные сооружения, сохранившиеся с очень давних времен. Это «топы», нечто вроде курганов, покрытых полусферическими куполами, они образуют основную группу памятников Салдхары на севере долины. Из этих могильных холмов — жилищ мертвых, жертвенники которых, посвященные буддистским обрядам, дают приют под сенью каменных зонтов — из этих могил, пустовавших многие века, вышли по приказу Наны Сахиба сотни беглых. Им, схоронившимся в этих развалинах от кровавых расправ, учиненных англичанами, достаточно было одного слова, чтобы они поняли, что набоб ждет от них помощи, когда придет час, одного его жеста будет достаточно, чтобы всю массу бросить на захватчиков.

Двадцать четвертого апреля Нана Сахиб был в Бхилсе, главном городе важного округа Мальвы, и в руинах древнего города собрал недовольных, но не смог получить нужные ему сведения.

Двадцать седьмого апреля Нана Сахиб добрался до Райгура, что находится на границе с королевством Раннаха, а тридцатого был уже у развалин древнего города Сангора, неподалеку от места, где произошла жестокая битва войск генерала Хью Роуза с повстанцами, в результате которой англичане установили контроль над проходом в Моданпур — ключом к ущельям Виндхья.

Там набоба нагнал его брат в сопровождении Калагани, и оба они установили контакт с вождями племен, в которых были абсолютно уверены. На этих тайных встречах велись предварительные переговоры о всеобщем восстании. В то время как Нана Сахиб и Балао Рао действовали на юге, их сторонники были заняты тем же на склонах северной части гор Виндхья.

Прежде чем вернуться в долину Нармады, оба брата решили посетить королевство Панна. Под покровом гигантских тиковых деревьев, диких бамбуковых зарослей и другой разнообразной и обильной растительности, которая, кажется, вскоре поглотит Индию всю целиком, они отважились пробраться вдоль Кена. Там они вербовали многочисленных и довольно диковатых с виду сторонников среди тех несчастных, что трудятся до седьмого пота на богатых алмазных копях раджи. Как говорит господин Русселе: «Понимая всю выгоду английского господства для принцев Бандельканда, раджа предпочел роль богатого земельного собственника уделу незначительного князька». Богатый собственник, он и впрямь является таковым! Алмазные копи, которыми он владеет, простираются на 30 километров к северу от Панны, и разработки алмазов, наиболее ценимых на рынках Бенареса и Аллахабада, требуют большого числа рабочих рук. Среди этих несчастных, выполняющих самую тяжелую работу, которых к тому же раджа велит обезглавить, как только шахта перестанет приносить доход, Нана Сахиб должен был найти тысячи сторонников, готовых пойти на смерть за независимость своей страны, и он их нашел.

Отсюда братья вновь спустились к Нармаде, чтобы вернуться на пал Тандита. Но, прежде чем поднимать мятеж на юге, который должен был вспыхнуть одновременно с бунтом на севере, они решили остановиться в Бхопале. Этот большой мусульманский город сохранился как столица ислама в Индии, во время восстания сипаев бегума его оставалась верна англичанам.

Нина Сахиб и Балао Рао в сопровождении дюжины гондов прибыли в Бхопал 24 мая, в последний день праздника Мохарума[132], мусульманского Нового года. Братья носили одежды йогов — мрачных религиозных нищих, вооруженных длинными кинжалами с закругленным лезвием, которыми они наносят себе удары в приступе фанатизма, впрочем, без