романах «Под сенью девушек в цвету» и «Содом и Гоморра».

Стр. 123. «Борис Годунов». – Эта опера М. П. Мусоргского (1839-1881) была впервые представлена в Париже в 1908 г. по инициативе Дягилева. Главную партию исполнял Шаляпин. Пруст слушал эту оперу в мае 1913 г.

«Пелеас». – Речь идет об опере Клода Дебюсси (1862-1918) «Пелеас и Мелисанда» на сюжет одноименной пьесы М. Метерлинка; впервые поставлена на сцене театра Опера комик в 1902 г.

Рамо Жан-Филипп (1683-1768) – французский композитор, автор большого числа опер, в свое время очень популярных.

«Мне суждено быть побежденным…» – В действительности Пруст цитирует (не очень точно) слова из оперы Жана-Батиста Люлли (1632-1687) «Армида» (1684).

Аркель – персонаж пьесы Метерлинка (и оперы Дебюсси) «Пелеас и Мелисанда», король вымышленной страны Аллемонда.

Голо – персонаж «Пелеаса и Мелисанды», внук короля Аркеля.

Во веки веков (лат.).

Да почиет в мире (лат.).

Стр. 124. Грегорианский распев – тип церковного пения (одноголосный мужской хор в унисон), сложившийся в раннее средневековье и канонизированный при папе Григории I (на папском престоле в 590 -604 гг.). Этот распев характеризуется ровным, плавным пением, лишенным разнообразия и мелодического выделения смысловых единиц.

…четыре высшие науки квадривиума и три основные науки тривиума. – Речь идет об основном подразделении предметов обучения – так называемых «свободных искусств» (в отличие от теологии) – средневековой школы: тривиума (грамматика, риторика и диалектика) и квадривиума (арифметика, музыка, геометрия и астрономия).

Стр. 125. Я боялась, что вы мне скажете… – Далее приводятся три цитаты из трагедии Расина «Есфирь».

Стр. 126. «…ну что, если с вами случится несчастье?» – Далее в рукописи следует текст, отсутствующий в машинописях: «Как, – воскликнула она смеясь, – вы не покончите с собой?» – «Нет, но для меня это было бы страшным горем». Живя у меня и сделавшись очень образованной, она тем не менее поддерживала таинственную связь с внешним миром, подобно розам, росшим в горшках в ее комнате и неизменно дававшим цветы весной, она подчинялась какой-то изначальной гармонии и, не говоря почти ни с кем, продолжала пользоваться глуповатым, но милым женским языком; и вот на этом самом языке она спросила: «Так что, все эти враки, оказывается, правда?» Видимо, она если и не любила меня больше, чем я ее любил, то могла заключить из моего с ней обращения, что моя нежность по отношению к ней была значительно большей, чем она была на самом деле; вот почему она добавила: «Вы такой милый, нет, нет, я не сомневаюсь, я знаю, что вы меня любите. Но что вы хотите, – продолжала она, – если уж такая моя судьба – умереть, упав с лошади? У меня часто бывает такое предчувствие, но мне на это наплевать. Пусть случится то, что Господу угодно». Я же думаю, что у нее не было ни предчувствий, ни страха смерти и что слова ее не были искренними. Во всяком случае, я уверен, что искренности не было и в моих словах, когда я говорил о том, что ее смерть была бы для меня страшным горем. Чувствуя, что Альбертина может лишь