“Что с ним делать?” подумал Платонов. Он еще не знал того, что на Руси, на Москве и других городах, водятся такие мудрецы, которых жизнь необъяснимая загадка. Всё, кажется, прожил, кругом в долгах, ни откуда никаких средств, и обед, [кругом в долгах и обед] который задается, кажется, последний; и думают обедающие, что завтра же хозяина потащат в тюрьму. Проходит после того 10 лет. Мудрец всё еще держится на свете, еще больше прежнего кругом в долгах и также задает обед, и все думают, что он последний, и все уверены, что завтра же потащат хозяина в тюрьму. Такой же [Почти такой же] мудрец был Хлобуев. Только на одной Руси можно было существовать таким образом. Не имея ничего, он угощал и хлебосольничал, и даже оказывал покровительство, поощрял всяких артистов, приезжавших в город, давал им у себя приют и квартиру. Если <бы> кто заглянул [Далее начато: к нему] в дом его, находившийся в городе, он бы никак не узнал, кто в нем хозяин. Сего дни поп в ризах служил там молебен. Завтра давали репетицию французские актеры. В иной день какой-нибудь, неизвестный никому почти в дому, [какой- нибудь почти неизвестный никому в дому] поселялся в самой гостиной с бумагами и заводил там кабинет, и это не смущало и не беспокоило никого в доме, [заводил там кабинет, и никого в доме это не смущало и не беспокоило] как бы было житейское дело. Иногда по целым дням” не бывало крохи в доме. Иногда же задавали в нем такой обед, который удовлетворил бы вкусу утонченнейшего гастронома. Хозяин [И хозяин] являлся праздничный, веселый, с осанкой богатого барина, [с осанкой барина] с походкой человека, которого жизнь протекает в избытке и довольстве. Зато временами бывали такие тяжелые минуты, что другой давно бы, на его месте, повесился или застрелился. Но его спасало религиозное настроение, которое странным образом [Далее начато: соеди<нялось>] совмещалось в нем вместе с беспутною его жизнью. В эти горькие, тяжелые минуты развертывал он книгу и читал жития страдальцев и тружеников, воспитывавших дух свой быть превыше страданий и несчастий. Душа его в это время вся размягчалась, умилялся дух и слезами исполнялись глаза его. И, странное дело! — почти всегда приходила к нему в то время откуда-нибудь неожиданная помощь: или кто-нибудь из старых друзей его вспоминал о нем и присылал ему деньги; или какая-нибудь [Далее начато: христолю<бивая>] проезжая незнакомая барыня, христолюбивая, великодушная душа, нечаянно услышав о нем историю и тронувшись, с стремительным великодушьем женского сердца присылала ему богатую подачу; или выигрывалось где- нибудь в пользу его дело, о котором он никогда и не слышал. Благоговейно, благодарно признавал он в это время необъятное милосердье провиденья, служил благодарственный молебен и вновь начинал беспутную жизнь свою.