– Срань господня, – сказал он.
Раздался резкий звук, словно лопнула струна, и голубое сияние исчезло. И Азирафель тоже.
Прошло тридцать секунд. Шедуэлл стоял, не двигаясь. Потом он поднял левую руку, которая сильно дрожала, и с ее помощью аккуратно опустил правую.
– Эй! – сказал он. – Эй, ты!
Никто не ответил.
Шедуэлл содрогнулся. Затем он вытянул руку вперед, словно в ней был пистолет, из которого он не решался выстрелить и не знал, как его разрядить, и вышел на улицу. Дверь за ним захлопнулась сама.
От легкого толчка одна из свечей Азирафеля опрокинулась, и капли горящего воска упали на старое сухое дерево.
Лондонская квартира Кроули была квинтэссенцией образа стильной квартиры. Она была именно такой, какой должна быть квартира – просторной, белой, элегантно обставленной, и производила именно то нежилое впечатление, которое производят все обставленные дизайнером на заказ квартиры, когда в них не живут.
Потому что Кроули в ней не жил.
Это было просто место, куда он возвращался по вечерам, когда был в Лондоне. Постели всегда были заправлены, а холодильник – полон деликатесов, которые никогда не портились (собственно, именно для этого Кроули и нужен был холодильник). Холодильник, кстати, никогда не нужно было ни размораживать, ни даже включать в сеть.
В гостиной стояли: огромный телевизор, диван белой кожи, проигрыватель видеодисков, телефон с автоответчиком, еще один – на частной линии (номер которой еще не был обнаружен телефонными продавцами, изо всех сил пытавшимися уговорить Кроули купить окна со стеклопакетом, которые у него уже были, или застраховать собственную жизнь, в чем он не нуждался; и имя им – легион) и угловатый, матово-черный музыкальный центр, из числа моделей, основанных на столь передовых технологиях, что на них есть только кнопка «Сеть» и регулятор громкости. Кстати, что касается аудиоаппаратуры, у Кроули не было только колонок: он о них просто забыл. Разницы, собственно, никакой, воспроизведение и без них было практически идеальным.
Еще у Кроули был неподключенный факс, сообразительный как компьютер, и компьютер, сообразительный как умственно отсталая старая дева. Несмотря на это, Кроули делал апгрейд каждые несколько месяцев, потому что, по его ощущениям, у такого человека, которым он пытался быть, был бы очень навороченный компьютер. Компьютер Кроули был похож на «порше» с экраном. Руководства к нему все еще лежали в пластиковых пакетах, нераспечатанные[33].
На самом деле единственное, на что Кроули лично обращал внимание в этой квартире – комнатные растения. Они были огромные, зеленые, раскидистые, с гладкими, здоровыми, глянцевитыми листьями.
А все потому, что раз в неделю Кроули обходил квартиру с зеленым пластмассовым пульверизатором, опрыскивал листья и говорил со своими питомцами.
Первый раз он услышал о том, что надо говорить с растениями, в начале семидесятых по Четвертому каналу Би-Би-Си, и решил, что это замечательная идея. Хотя, пожалуй, вряд ли можно было назвать то, что делал Кроули,
На самом деле он вселял в них страх гнева господня.
Точнее, страх гнева Кроули.
Кроме того, каждые два-три месяца Кроули выбирал растение, которое росло слишком медленно, или умудрялось подцепить серую гниль, или начинало сохнуть, или просто выглядело не слишком хорошо по сравнению с соседями, и показывал его всем остальным.
– Попрощайтесь со своим товарищем, – говорил он им. – Он сломался…
Потом он уходил из квартиры с осужденным под мышкой и возвращался через час-полтора с большим пустым цветочным горшком, который оставлял где-нибудь на видном месте.
И растения у него были самые роскошные, цветущие и красивые во всем Лондоне. И самые запуганные.
Гостиную освещали маленькие лампочки и белые неоновые трубки, которые можно небрежно прислонить к креслу или поставить в угол.
Единственным украшением на стене был рисунок в рамке под стеклом – набросок для «Моны Лизы», оригинал. Кроули купил его у Леонардо да Винчи однажды жарким вечером во Флоренции, и считал, что он намного лучше самой картины[34].
В квартире Кроули были спальня, кухня, кабинет и туалет: везде и всегда абсолютная чистота и порядок.
Кроули попробовал, каково ждать конца света в каждой из этих комнат, и всюду было неудобно.
Он еще раз позвонил своим оперативным агентам в Армии Ведьмознатцев, однако его связной, сержант Шедуэлл, только что вышел, а тупая секретарша никак не могла взять в толк, что Кроули хочет поговорить с кем угодно из АВ.
– Мистера Импульсифера тоже нет, дорогуша, – сказала она. – Он сегодня утром уехал в Тэдфилд. Он
– Дайте хоть кого-нибудь, – попытался объяснить Кроули.
– Я все передам мистеру Шедуэллу, – ответила она ему, – когда он вернется. А теперь, извините, у меня утренний сеанс, и я не могу заставлять джентльмена ждать так долго, так ведь можно его и до смерти довести. А в два на другой сеанс ко мне придут миссис Ормерод и мистер Скрогги, и юная Джулия, а до этого мне еще нужно прибраться. Но я передам мистеру Шедуэллу ваше сообщение.
Кроули сдался. Он попытался почитать книжку, но не мог сосредоточиться. Он попробовал занять себя расстановкой своих компакт-дисков в алфавитном порядке, но пришлось отказаться и от этого, когда он обнаружил, что они уже стоят в алфавитном порядке, равно как и книги в шкафу, и его коллекция музыки в стиле «соул»[35].
Наконец он уселся на диван белой кожи и махнул рукой в сторону телевизора.
– Нам сообщают, – с озабоченным видом говорил ведущий, – э-э… нам сообщают, что… э-э… похоже, никто не знает, что происходит, но те сообщения, которые мы получаем, видимо, означают, что международная напряженность нарастает. Безусловно, еще на прошлой неделе это показалось бы абсолютно невозможным, когда всем… э-э… прекрасно удавалось договориться между собой. Э-э… Возможно, в какой-то степени это можно объяснить волной необычных событий, захлестнувшей мир в последние несколько дней. У берегов Японии…
– Да, – нехотя признался Кроули.
– В каком смысле? – спросил Кроули, хотя уже знал ответ.
– А, – сказал Кроули.
