– Но только утром, – твердо сказала леди Рэмкин.
Твердая решимость Бодряка быстро увяла.
– Я буду спать внизу, на кухне, – бодро сказала леди Рэмкин. – Я всегда ставлю внизу походную кровать, когда идет сезон кладки яиц. Некоторые самки требуют моей помощи. Не беспокойтесь обо мне.
– Вы так любезны, – пробормотал Бодряк.
– Я отослала Валета в город, чтобы помочь другим устроить вашу штаб-квартиру, – сказала леди Рэмкин.
Бодряк совсем забыл о Доме Дозора.
– Должно быть он совершенно разрушен, – предположил он.
– Полностью разрушен, – подтвердила леди Рэмкин. – Просто куча оплавленных обломков. Потому я и предлагаю вам место на Подворье Псевдополиса.
– Простите?
– Да, у моего отца права собственности на весь город, – сказала она. – На самом деле совершенно бесполезные для меня. Потому я и приказала моему агенту выдать сержанту Двоеточие ключи от старого дома на Подворье Псевдополиса. Его необходимо хорошенько проветрить.
– Но эта площадь – я имею в виду булыжники на улице – только рента за пользование, вряд ли лорд Ветинари сможет…
– Не беспокойтесь об этом, – сказала она, дружески похлопав его по плечу. – А сейчас, я думаю, что вам нужно поспать.
Бодряк улегся в постель, его мысли беспорядочно разбегались. Подворье Псевдополиса находилось на берегу реки Анк, в самом фешенебельном районе города с высокой арендной платой. Вид Валета или сержанта Двоеточие, прогуливающихся по улице при свете дня могло произвести, возможно, такое же впечатление, как и открытие в этом районе чумного госпиталя.
Он задремал, ныряя и выныривая изо сна, где гигантские драконы гнались за ним, размахивая колбами с мазью…
И проснулся от шума толпы.
Леди Рэмкин, ведущая себя весьма высокомерно, была зрелищем, которое трудно забыть, даже если бы вы это и попытались сделать. Это зрелище имело сходство с обратным дрейфом континентов, когда различные материки и острова движутся навстречу друг другу, образуя массивную, сердитую протоженщину.
Разбитая дверь дома драконов раскачивалась на петлях. Заключенные, уже как бы приняв привычную дозу амфетамина, сходили с ума. Маленькие язычки пламени лизали металлические тарелки, в то время как обитатели клеток метались взад и вперед.
– Что это значит? – сказала она.
Если леди Рэмкин когда-нибудь занялась самоанализом, то ей пришлось бы признать, что это было весьма неоригинально. Но это было полезно. Это приносило пользу в работе. Причина, по которой клише становятся клише, заключается в том, что они как молотки и отвертки в ящике с инструментами сообщений.
Толпа ворвалась в дверь, заполнив все проходы. Кое-кто размахивал острыми орудиями, безостановочно двигаясь взад и вперед, как это присуще бунтовщикам.
– Черт, – сказал главарь. – Это дракон, не так ли?
Послышался ропот общего одобрения.
– И что с того? – сказала леди Рэмкин.
– Черт. Он же спалит весь город. Они недалеко улетели. Вы их здесь держите. Это же мог быть один из них, верно?
– Да-а.
– Правильно.
– Ч.Т.Д.[16]
– Вот что мы собираемся сделать с ними, мы предадим их смерти.
– Правильно.
– Да-а.
– Pro bono publico (для общественного блага).
Грудь леди Рэмкин вздымалась и опадала как империя. Она потянулась и схватила вилы для помета, сняв их с крюка на стене.
– Еще один шаг, предупреждаю, и вам не поздоровится, – сказала она.
Главарь бросил взгляд на взбудораженных драконов.
– Да-а? – противным голосом сказал он. – И что же вы собираетесь делать?
Она судорожно глотнула воздух, раз или два.
– Я вызову Дозор! – сказала она.
Угроза не вызвала ожидаемого эффекта. Леди Рэмкин никогда не уделяла много внимания тем мелочам городской жизни, которые не были покрыты чешуей.
– Да, это чертовски страшно, – сказала главарь. – Меня это так беспокоит, ой-ой. Я так ослабею, что буду ползать на коленках, вот оно как.
Он вытащил из-за пояса длинный секач.
– А теперь станьте в сторонку, леди, потому что…
С задней стороны сарая вылетела струя зеленого пламени, пролетела в футе над головами толпы и подожгла обугленную розетку в деревянной фрамуге двери.
Затем донеслось слащавое урчание зверя, не скрывавшего смертельной угрозы.
– Это Лорд Маунтджой БыстрыйКлык РожденныйЗимой IV, самый огнедышащий дракон в городе. Он может дочиста сжечь вашу голову.
Капитан Бодряк, хромая, вышел вперед.
Маленький и чрезвычайно испуганный золотой дракончик был зажат у него подмышкой. Вторая рука держала дракона за хвост.
Бунтовщики смотрели как загипнотизированные.
– Я знаю, о чем вы думаете, – мягко продолжал Бодряк. – Вы размышляете, после небольшого замешательства, на много ли хватит у него пламени? И знаете, я не столь уверен в…
Он нагнулся, глядя между ушей дракона, и его голос зазвенел как лезвие ножа.
– Вот что вы должны спросить у самих себя: Чувствую ли я себя счастливым?
Они отступали назад, по мере того как он наступал.
– Ну? – сказал он. – Чувствуете ли вы себя счастливыми?
На мгновение было слышно только зловещее бурчание в желудке Лорда Маунтджоя БыстрыйКлык РожденногоЗимой IV, в то время как топливо перекачивалось в пламенные камеры.
– Послушайте, э-э, – сказал главарь, его глаза как загипнотизированные неотрывно смотрели на голову дракона. – Нет причины вызывать подобную тварь…
– Разумеется, он должен решиться вспылить, – сказал Бодряк. – Они вынуждены это делать, чтобы прекратить выделение газа. А газ выделяется, когда они начинают нервничать. И знаете, я убежден, что вы здорово заставили их всех сейчас понервничать.
Главарь сделал, как он надеялся, вполне примирительный жест, но к несчастью сделал его, все еще держа в руке нож.
– Бросьте нож, – резко сказал Бодряк. – Или от вас останется только след в истории.
Нож звякнул о плиты. В задних рядах толпы началась потасовка и множество людей, образно говоря, были на долгом пути и ничего не знали об этом.
– Но перед тем как вы, добрые граждане, мирно разойдетесь и займетесь собственными делами, – со значением сказал Бодряк, – я хочу напомнить, что вы слишком жестко относитесь к этим драконам. Разве кто-нибудь из них длиной в шестьдесят футов? Можете ли вы утверждать, что у них размах крыльев восемьдесят футов? И может ли вы сказать, насколько горячо у них пламя?
– Не знаю, – сказал главарь.
Бодряк медленно поднял голову дракона. Главарь закрыл глаза.
– Не знаю, сэр, – поправился он.