— Увы, совсем недолго, очень недолго. Он ведь ведет машину как гонщик.

— Так что же нам делать?

— Делать?

— Да. Правда, он скоро опять уедет.

— Вероятно, — согласился я. — А пока можем разговаривать, сыграть в карты или... обсудить что- нибудь.

— По-моему, я могу сесть к тебе на колени, — улыбнулась Джо и снова спросила: — Шелл, что же мы будем делать?

Сомнений не было: она прекрасно представляла себе, чем мы должны заняться.

— Хочешь, я скажу тебе? — продолжила, между тем, хрипло и кокетливо.

— Скажешь? Словами?

— Словами и громко.

— Так что же, по-твоему, мы можем сделать? А-а, кажется, догадался...

— Да, — произнесла она.

— Хорошо, — ответил я, — конечно.

Трудно представить, что еще можно сказать в таком случае. Джо склонилась ко мне, ее губы коснулись моих. Она прижалась к моему рту легко, мягко, ласково, но когда я потянулся к ней, отодвинулась. Мне показалось, что даже совсем хочет уйти, но в это мгновение просунула руку мне за шею и соединила наши губы. Внезапно прижалась к моей груди, потом оттолкнулась, отняла губы, улыбаясь при этом странной, горячей, напряженной улыбкой.

Я ласково опустил ее руки ей за спину, но она, как угорь, вывернулась из моих объятий, упала и распласталась на полу. Это было одно из самых красивых зрелищ, которые мне когда-либо приходилось видеть, но не тем, к чему я приготовился.

— Иди сюда! — сказал я, но она продолжала извиваться на полу.

Я бросился к ней. Джо делала все точно так же, как целовалась, — позволяла поймать себя, но в момент, когда я практически был готов ко всему, каким-то образом ускользала.

Все было бы не так уж плохо, если бы комната, где это происходило, оказалась небольшой. Однако возня на огромном жестком деревянном полу начала вызывать раздражение.

Я очередной раз поймал ее на медвежьей шкуре, расплылся в улыбке, но... Можно было совершенно точно представить себе, что почувствовал бы альпинист, если бы, добравшись до вершины Эвереста, обнаружил, что Эверест от него убежал.

Мой мир сузился. В нем не осталось ничего, кроме этого Эвереста. Я поймал ее еще раз и сказал вполне трезво:

— Послушай, ну перестань, послушай!

На одно мгновение я замолчал — просто потому, что не хватило дыхания. Эверест оставался на месте. Он был тут. Все.

Спустя некоторое время мои мысли совсем запутались.

И вдруг раздался шум. Казалось, будто приземлился космический корабль. Джо впервые за продолжительное время произнесла связные слова:

— О, Рэнди вернулся!

До этой минуты все, что касалось Рэнди, мне нравилось, но теперь подумал, что ему не следует водить машину на такой скорости. Как дурак, я бросился бежать. За мной бежала Джо.

Когда я вернулся в гостиную, Рэнди только появился в дверях в сопровождении Олив Фейрвезер. Он подошел ко мне с несколькими пакетами, бросил их на пол и объявил:

— Это все, что мог приобрести для тебя.

— Я был... То есть спасибо! Как вам удалось все это проделать за такое короткое время?

— Меня не было больше часа, сынок. — Он внимательно посмотрел на меня. — Принял душ? Ну, тебя это несколько успокоило. Выглядишь получше.

— И чувствую себя получше, — радостно сообщил я. — Лучше, чем все последние дни и даже недели.

Я переоделся в душевой и, поскольку просил Рэнди приобрести скромную одежду, выглядел теперь как подавальщик. Черный костюм, серая рубашка, черный галстук и черные башмаки. Даже черная шляпа и темный плащ. Великолепный маскарад! Никто бы не узнал меня в таком облачении. В кармане новых брюк я обнаружил двадцатипятидолларовую купюру. Когда позже попытался поблагодарить Рэнди, он заявил, что теперь все брюки так продаются и чтобы я заткнулся.

Я побеседовал с Рэнди и Олив минут двадцать. Вначале Олив немного нервничала, приглаживая свои коричневые волосы и поглядывая на меня странными серыми глазами, но скоро успокоилась. Самой важной информацией, которую мне удалось выудить из разговора с ней, было то, что сестра Диксон помогала доктору Вулфу при абортах. Поскольку я считал, что только эти двое, за исключением разве водителей такси и коридорных, были свидетелями происходившего, это означало — к настоящему моменту дело об абортах прикрыто.

Олив достаточно хорошо посвятила меня в деятельность Артура Траммела. Каждый вечер, кроме вторника, который был для него днем отдыха, «Всемогущий» проводил в шатре большое собрание, после которого проходило другое, в выкрашенном в черный цвет здании — «Комнате истины». Это собрание устраивалось для тех, кто хотел получить «дальнейшие инструкции».

Внутри здания «Комнаты истины» находилась еще одна маленькая комната, в самом конце коридора, так называемая «Комната исцеления». Там завершались ночные операции Траммела. Туда после «дальнейших инструкций» мог анонимно обратиться со своими проблемами, заботами и бедами любой траммелит, чтобы получить от «Всемогущего» мудрые советы и консультации.

Олив также подтвердила сказанное раньше Хантом, что Траммел всегда бывает занят в «Комнате истины» с девяти до десяти вечера, после чего обычно тратит еще полчаса на «мудрые советы».

Я поинтересовался:

— Значит, он не знает, кто входит в «Комнату исцеления»?

— Кто, Мастер?

— Да, Мастер.

— Конечно нет. В «Комнате исцеления» постоянно темно.

— А вы не знаете, посещала ли эту «Комнату истины» Фелисити после собраний в шатре?

— Насколько мне известно, нет.

Хант тоже сказал, что никогда не замечал Фелисити в «Комнате истины», ни в какое время.

За несколько минут они рассказали все, что мне хотелось узнать.

Вошла Джо. Напевая, уселась в кресло.

Рэнди встал:

— Ну, хорошо! Я отвезу Олив домой.

Джо перестала напевать, я видел, как на ее лице расплылась улыбка.

— Так... так быстро? — посмотрел я на Рэнди.

— Вернусь к тому времени, когда нужно будет везти тебя на собрание.

Он вышел вместе с Олив. Вскоре шины вновь заскрипели.

— Итак, мы снова одни, — заметила Джо.

— И что? — откликнулся я.

Она рассмеялась и сказала — что.

— Ты пытаешься управлять мной, — упрекнул я ее, — но предупреждаю, я собираюсь действовать прямолинейно. Больше не сдвинусь с места, и так уже изнемог. Ну, так что ты собираешься делать?

Джо не пошевелилась. Да в этом и не было надобности, потому что она сидела у меня на коленях.