В одной из комнат на письменном столе стоял телефон. Я убедился, что это действительно тот номер, который дала мне Джун, и недолго думая позвонил оператору. При этом снова повторил тот же трюк, что и в разговоре с Джун, назвавшись, однако, Траммелом, поскольку говорил с его аппарата.

— Мне кажется, что кто-то воспользовался моим телефоном для звонков на дальние расстояния, — объяснил я дежурившей девушке. — Это было в мое отсутствие. Не могли бы вы мне сообщить, куда звонили с моего телефона в это воскресенье?

Она не стала создавать лишних сложностей, и через несколько минут у меня был список из трех звонков. Тот, которым я интересовался, оказался среди них. Иначе и быть не могло при той картине, которая складывалась в моей голове. Я повесил трубку и отправился на исповедь. В «Комнате исцеления» уже проводилась эта процедура — Траммел выслушивал своих прихожан.

В полумраке «Комнаты истины» была видна сидящая фигура. Вскоре после того, как я пришел, эта фигура поднялась, и в коридор вышел пожилой мужчина. Его сменила женщина. Когда спустя несколько минут вышла и она, к двери направился я — последний из желающих исповедоваться, возможно, последний на очень длительный срок.

Однако, сделав первые шаги, огляделся в достаточно хорошо освещенном коридоре. Мне показалось странным узкое зеркало, висящее высоко над головой и принятое мною сначала за диковинную декорацию. И тут внезапно вспомнил о моем одностороннем зеркале, с помощью которого я подсматривал за рыбками- неонами.

Я бросился к закрытой двери и распахнул ее. В «Комнате исцеления» было темно, но слева от меня оказалась еще одна открытая дверь. Я ворвался в нее как раз вовремя, чтобы услышать шаги бегущего человека и что-то кричащий снаружи мужской голос. Впереди тянулся узкий коридор.

Единственный путь к выходу, наверняка не заканчивающийся тупиком, был тот, по которому я пришел. Поэтому я побежал назад, влетел в «Комнату истины», совершил большой прыжок к двери и затормозил, столкнувшись с Артуром Траммелом. — Вот он! — заорал Всемогущий.

За его спиной вырисовывались два парня в полицейской форме. Один из них вскинул пистолет, потянул гашетку. Раздался выстрел.

Пуля пролетела над моей головой, я нырнул вниз, рука автоматически юркнула под мышку, где на этот раз не было ничего. Ведь у меня не было с собой пистолета. У них же их было два. Я понял, что пропал.

Иного выхода, как броситься бежать от полицейских и бежать дальше, в холмы, с десятью пулями в теле, просто не было. Чтобы представить себе все это, мне понадобилось не более одной десятой секунды. Затем я развернулся и бросился наутек. Думал, вероятно, что буду это делать, пока не уткнусь в стену, но вдруг пришло озарение. Его подсказал Траммел, когда прошел сквозь стену. Я уже летел, и единственное, что оставалось, — это лететь дальше, стремясь преодолеть еще пару ярдов влево, где, Как я надеялся, не было ничего, кроме драпировки. Двигаться надо было быстро. Я домчался до матерчатой драпировки, фактически прорвал ее и вывалился наружу. Сзади раздалось несколько беспорядочных выстрелов.

Я повернул налево и бросился к шатру в полумраке тусклого света, исходящего от «Комнаты истины». Пробежав так несколько секунд, очутился в полной темноте, когда сзади поднялись вопли и крики, издаваемые, казалось, не людьми, которых я только что видел, а целой маленькой армией. Повсюду слышался топот, народ бежал к тому месту, где недавно раздавались выстрелы. Тут в лицо мне ударил яркий свет, низкий мужской голос что-то прокричал, и все, подхлестываемые им и светом, бросились в мою сторону. Передо мной был этот человек. Я выбросил вперед ноги и ударил туда, где, как я полагал, были его колени. При этом наклонился в сторону и выставил плечо, подобно полузащитнику, перехватывающему противника. Его колени оказались там, куда я целился.

Он с ревом перелетел через меня, а я собрал плечом уйму грязи. Но не повернулся, чтобы снова ударить парня. Просто перекатился, встал на ноги и пошел дальше. Никто больше не стрелял. Я добрался до шатра, вошел в него, держа фонарик, приблизился к сцене, где увидел нагрудный микрофон Траммела. Схватив его и кассету с пленкой, снова выбежал наружу, надеясь, что шнур не зацепится ни за что, и еще больше надеясь, что, когда нажму кнопку, этот проклятый микрофон заработает.

Шнур тянулся за мной, пока я не решил, что вытянул его на достаточное расстояние. Затем я шлепнулся в темноте на землю.

Несколько парней с фонариками осматривали все вокруг. Лежа тихо, я слышал, как за моей спиной в десяти ярдах или около того кто-то остановился.

Люди с фонариками в данный момент меня не беспокоили. Они были достаточно далеко. Неприятность мог причинить парень, находящийся рядом. Но я не мог больше ждать. Поэтому нажал кнопку, приложил микрофон к губам и произнес:

— Эй!

В ста футах от меня, в шатре, где были установлены громкоговорители, раздалось:

— Эй!

Траммел был не единственным хитрецом. Теперь, убедившись, что микрофон включен и работает, я прокричал в него не очень громко:

— Эй, вот он! Вот он где, негодяй! А-а-а!

Крик разнесся по холмистой местности, как гром, но раздавался он явно из шатра, поэтому там тут же замелькали огни, поднялись вопли. Парень, стоящий в десяти ярдах от меня, подошел поближе и неоригинально произнес:

— Эй!

Я вскочил с земли и навис над ним.

Он схватил мою левую руку, но суставы моих пальцев, как кастеты, врезались в солнечное сплетение. Однако действительно прикончил моего противника микрофон, которым я треснул по его черепу. Потом ребром ладони нанес еще удар по шее. Парень свалился.

Я упал вместе с ним. И тут заметил, что приближаются два фонарика. Подтянул под себя колени на случай, если придется повторить все снова. Однако мужчины прошли мимо на расстоянии двадцати футов, держась близко друг от друга. Они направлялись к шатру, где теперь происходила большая суматоха. Я даже слышал два последовательных выстрела, но в этот момент уже бежал от всех подальше, как кролик.

Я мчался по холмам среди деревьев. От бешеной гонки нестерпимо болели легкие. Однако замедлил бег только тогда, когда стал подниматься на последний холм.

На его верхушке была зарыта сестра Диксон. Лопата лежала на месте. Я не стал тратить время на поиски другой могилы. За время столь длительной пробежки мне кое-что пришло в голову.

Пробравшись сюда за Вулфом, я нашел могилу, случайно ступив на более мягкую землю, почувствовав, как в нее погрузились ботинки. Но когда увидел могилу во второй раз, ее поверхность была гладкой и ровной. На земле не было никаких отпечатков, никаких вмятин.

И вот теперь с помощью фонарика я вновь оглядел это небольшое пространство, а затем начал копать.

Вскоре извлек из земли покойную мисс Диксон, откатил ее тело в сторону и продолжил копать глубже.

Наконец чего-то коснулся. Отбросил лопату, принялся разгребать землю руками. Через несколько минут, обхватив маленькие холодные плечики пальцами, я вытащил из нее девушку.

Это была Фелисити.

Не помню, сколько времени я провел перед останками Фелисити Гиффорд. Даже час спустя не мог сказать, о чем тогда думал. Наверное, вспомнил все, что говорили мне о ней ее друзья, вспомнил, как выглядела ее комната, какими серыми и однообразными были ее платья. И конечно же вспомнил, что ей было всего шестнадцать лет.

Смахнув землю с лица Фелисити, увидел, что оно совершенно такое же, как на портрете. И долго не мог отвести глаз. Нельзя причинить боль мертвому ни тем, что вы о нем скажете, ни тем, что сделаете с его