догнать того человека уже не смог. Его машина была припаркована на прежнем месте. А я лишь увидел, как какой-то мужчина проходит через ворота.

Однако, когда через несколько секунд я сам подошел к ним, они оказались запертыми. Ни один ключ из моей связки к замку не подошел. Я поехал за угол, припарковал «кадиллак» там же, где он стоял раньше, и снова перелез через стену с помощью веревки, остававшейся на месте. Спустившись на землю, бросился бежать по лужайке. В этот момент в одном из холлов «Гринхейвена» зажегся свет. Я подбежал к двери, распахнул ее. Коридор был пуст. Он тянулся вдоль всего здания — безлюдный и тихий. Натертый пол поблескивал под светом белых ламп.

Я прошел всю длину коридора. Справа находился главный вход, через который я входил сюда первый раз, вечером. Двери были закрыты. Прямо за углом было знакомое мне зарешеченное помещение с деревянными полками, на которых хранились какие-то ящики и одежда.

Я подошел поближе, посмотрел сквозь толстую решетку. Возможно, мое пальто и пистолет лежали там, на одной из этих полок, но разглядеть их не удалось. Слева заметил такую же проволочную дверь, выглядевшую не слишком надежной. Она была заперта. Когда выяснилось, что ни один из моих ключей не подходит, я просунул пальцы наверху в проволоку, уперся одной ногой в соседнюю доску и дернул дверь изо всей силы. Скрежет разлетелся по всему коридору. Разодранная кожа на спине внезапно запылала, из пореза снова потекла кровь. Но дверь поддалась. Я снова рванул, замок скрипнул и открылся.

Мое пальто оказалось на верхней полке, пистолет и бумажник лежали в кармане.

Я проверил свой тридцать восьмой и убедился, что он все еще заряжен. Затем стащил с себя куртку, повесил на себя плечевую кобуру с пистолетом, сверху натянул пальто.

Пока добирался до двери с надписью «Доктор Николс. Главный психиатр», в холле мне никто не встретился. За дверью было темно, один из моих ключей к замку подошел. Внутри я включил свет. Кабинет был пуст. Я подошел к полкам с папками.

Здесь стояли сотни карточек в алфавитном порядке. Однако я не нашел ни одной с именами Гиффорд или Диксон. Зато обнаружил карточку с именем «Хант Рэндолф». Под словом «Комната» стоял номер: «114, В. К».

Сейчас я был в восточном крыле здания. Комната 114 находилась рядом, через холл, недалеко от главного входа. Дверь в нее не была заперта, внутри было темно.

Пошарив по стене, я нашел выключатель, включил свет и огляделся. У левой стены стояла кровать, на которой лежал какой-то тип, по грудь прикрытый одеялом.

Звук закрывшейся двери его разбудил. Тип всхрапнул пару раз, почмокал и приподнялся на одном локте. Все еще в полусне спросил:

— Это ты, Дикси? — Он моргал и морщился от яркого света, затем глаза его сосредоточились на мне. — Вы кто такой, разрази меня гром?

Мужчина был плотным, рослым, с резкими чертами лица и совершенно лысый.

Я подошел к постели:

— Вы Рэндолф Хант?

— Да, это я, — подтвердил он, — а вы, молодой человек, врач? Только не записывайте ничего. Мне ничего не нужно прописывать, и вообще... Я здесь не для лечения. Взгляните на мою карту и...

— Нет, мистер Хант, я не врач.

— Тогда кто ты, черт побери, сынок? Ты отнял у меня год жизни, так внезапно разбудив. Не могу допустить, чтобы еще какие-то годы моей жизни...

— Перестаньте, Хант! — прервал я его. — Послушайте меня одну минуту.

— Знаешь, мальчик, не надо мне говорить, что я должен делать!

Я попытался вставить слово, но он не дал мне заговорить:

— Может, ты и не хотел причинить мне вреда, но я просто устал от людей, которые указывают мне, что я должен делать. Вот почему мне так нравится здесь. Можно делать какие угодно глупости, все, что тебе хочется, если только это не причиняет вреда другим...

— Где Фелисити Гиффорд?

Он остановился на середине фразы, раскрыв рот. Затем медленно произнес:

— Фелисити? А почему ты, сынок, меня об этом спрашиваешь?

— Я Шелл Скотт.

Хант почесал лысую голову, кивнул:

— Твое имя было в газете. Ты детектив.

— Да, это так. Я беседовал с вашей племянницей, мисс Пер-райн, сегодня вечером. Она сказала, что вы прочли эту статью обо мне, Фелисити, вашей приятельнице Диксон и сразу же уехали. А теперь скажите мне почему?

Он нахмурился:

— Право, я с этим никак не связан, сынок. Не могу тебе ничем помочь.

В течение нескольких минут Хант старался вести себя уклончиво, но я был полон решимости выжать из него все, что он знает, даже если мне придется для этого сесть на него верхом.

— А что эта Диксон? Я знаю, что она худенькая, что ей под сорок и у нее черное родимое пятно на щеке, верно?

— Да, это Диксон, здешняя медсестра, Глэдис Диксон. Я приехал с ней повидаться, но ее не оказалось на месте. Она будет после двенадцати, вот я и снял эту комнату. Решил, что увижу ее позднее. — Хант взглянул на меня искоса: — А как ты узнал, где меня можно найти?

— Поговорил с вашей подругой Олив Фейрвезер. Она высказала предположение, что вы можете быть здесь.

— О боже мой! — воскликнул он. — Я совершенно забыл об этой милашке!

— Да. Она вас ждала. Хотела вас видеть.

— О боже мой! — снова произнес Хант. — Мне нужно было отправиться не сюда, а к ней!

— О'кей, Хант! Скажите все-таки, зачем вы приехали сюда? — А поскольку он снова заколебался, спросил: — Может, мне вам подсказать?

И поведал ему о том, что произошло с того момента, как я в первый раз переступил порог «Гринхейвена».

— Где-то здесь должно быть объяснение, потому что, оказавшись тут, я несколько раз упомянул ваше имя и имя Фелисити. И вот... Может быть, все это ничего не значит, но Диксон работает именно здесь, а Фелисити записала после телефонного звонка на блокноте ее имя. Это было в пятницу вечером. Теперь сведите концы с концами сами. — Я замолчал и добавил: — Не знаю, что это такое, но полчаса тому назад какой-то субъект вытащил отсюда мертвое тело и закопал.

С полминуты он молчал, потом буркнул:

— Ладно, сынок. Не уверен, что об этом следует говорить, но все же послушай, — и рассказал мне, что встретился с Олив Фейрвезер на собрании траммелитов. Она была ярой последовательницей этой секты. Они начали встречаться. — Ну, у нас все было довольно хорошо, но... — Он сглотнул слюну и внезапно выпалил: — Черт, я привез Олив сюда, в «Гринхейвен», потому что у нее должен был родиться ребенок!

— Вы хотите сказать, что она...

— Я хочу сказать, что мы приехали сюда, чтобы ей сделали аборт. Здесь я встретил Дикси. Именно она взялась все устроить. — Он нахмурился. — Олив — мисс Фейрвезер, а не миссис Фейрвезер. Понимаешь? И не миссис Хант. Обстоятельства тогда сложились так, что родить этого ребенка было невозможно. Олив прекрасная женщина, сынок, но, черт побери, она не миссис, а мисс...

Пока он говорил, я молчал, давая ему возможность выговориться. Потом задал вопрос:

— Вы знаете, кто еще в сговоре с Диксон? Кто с ней работает?

— Не знаю. Олив знает.

Потом сообщил мне еще кое-что. Хант встречал Фелисити на собраниях траммелитов, разговаривал с ней несколько раз, и она ему очень нравилась. Когда же прочел статью в «Леджер», встревожился, зная, чем занимается Диксон. Поэтому и приехал сюда спросить, имеет ли имя, упомянутое в газете, отношение к ней.

— Я, право, не думаю, что это так, — признался Хант, — однако на всякий случай хотел проверить. А