позволяется, — быстро сказал монах. — И господина, соседа вашего, будить не следует. Вон как сладко спит.

Проворно прочтя молитву, он принялся уписывать угощение. Суровый отшельник скорбно наблюдал за суетным чревоугодием.

На Руси, да еще в дороге, как известно, молча не едят. Под трапезу завязался обычный для нынешнего времени разговор — сначала про войну, потом, конечно, про «Гришку».

На военных событиях долго не задержались. На фронте дела, как обычно, шли очень хорошо. У реалиста с собой была утренняя газета, которую он уже прочел и знал все новости. Наши опять дали жару немцам, измотали их в упорных оборонительных боях и ловко отошли на более удобную позицию.

А вот про Странника заспорили. Молодой человек с горячностью своих семнадцати лет называл его не иначе как «бесом» и «позором отечества». Духовное лицо было менее категорично — сомневалось.

— Однако же Странник так называемый обращает ухо властителей наших к молитве и чаянию народному, — возражал брат Алексий, жуя. — Не так ли, святый отче?

Схимник угрюмо кивал, глядя на кучку румяных пирожков.

Юноша горячился:

— Пишут про отставку командира жандармского корпуса Жуковского. Намекают, что это Гришка его свалил. Вот, послушайте: «По сведениям редакции, к отстранению от должности виднейшего деятеля охраны безопасности приложили руку силы, которые в последнее время приобретают все большее влияние». Это из-за цензуры так витиевато написано, но всем понятно, о ком речь! Самого Жуковского шарлатан свалил! Какие уж тут «молитвы и чаяния народные»!

— Не всему, о чем газеты пишут и люди судачат, верить следует. — Монах строго воздел палец к потолку. — Помазаннику Божию лучше ведомо, кого приблизить к своей особе, а кого отдалить. Верно я говорю, отец Тимофей?

За окном проносились заснеженные пригородные дачи, перелески, белые поля. Чтоб не ссориться, реалист перешел на новости менее значительные: про фильму «Песнь торжествующей любви», побившую все рекорды кассы, про слониху Бимбо, родившую в зоопарке семипудового детеныша. Но в синематографе божьи люди отродясь не бывали, в зоопарке тоже, и беседа понемногу затихла.

Реалист заклевал носом и вскоре уже спал сладким юношеским сном, с трепетанием ресниц и губным причмокиванием.

— Давай, святой угодник, лопай, — шепнул монах. — Скажу мальчишке, что это я всё подмел.

Схимник жадно стал запихивать в рот оставшиеся пирожки, глотая их прямо целиком.

Дядя в картузе открыл один глаз.

— Пирошок, — сказал ему отец Тимофей. — Маленки, но фкусни.

— Не, изжога у меня, — просипел тот.

Это был агент Кот, только без усов. Ему было поручено сопровождать людей из Центра до границы княжества Финляндского.

Майор фон Теофельс осторожно взял со стола газету, в которую недавно с жаром тыкал пальцем юный спорщик. С удовольствием прочитал маленькую заметку с длинным заголовком «Отстранение от должности командира жандармского корпуса свиты его величества генерал-майора Жуковского по высочайшему указу».

— Я вот все думаю, Тимо, как быть с чудесами? — спросил Зепп. — Как вписать в логику бытия те явления, которым нет рационального объяснения?

Тимо догрызал куриную ножку.

— И вот что я тебе скажу, мой благочестивый друг. — Теофельс поднял палец. — Умный человек не пытается найти разгадку тому, что разгадки в принципе не имеет. Умный человек просто берет чудо и придумывает, как использовать сей феномен для пользы дела. Ты со мной согласен?

Помощник не возражал.

— Яйцо тоше зъем, — сказал он.

Конецъ пятой фильмы

ПРОДОЛЖЕНИЕ БУДЕТЪ