Грузия – Черноморского, а Армения – Средиземноморского. Ясно одно: невозможно определить судьбу Южного Кавказа как региона, просто используя инерцию имперского и советского времени. Инерция несколько смягчает расползание региона, но построить на ней ничего не получится. Становление новых национальных идентичностей может сопровождаться осознанием своей региональной идентичности, но оно не может покоиться только на истории. Регион должен превратиться в проект будущего.

Для того чтобы это произошло, необходима как минимум рефлексия региона не как наследия прошлого, а как нынешней реальности. То есть его не следует «восстанавливать» или «воссоздавать», хотя бы по причине очевидной невозможности это сделать. Регион можно попробовать построить по тому или иному проекту, той или иной архитектуре. Для того же, чтобы выбрать проект, нужно понять на какой земле (terrain) он будет осуществляться – «привязать к местности», в терминологии архитекторов. Только тогда и может получиться регион. Может, правда, и не получиться. Тогда и станет ясно, какая тенденция победит – интеграционная, изоляционистская или обе сразу.

РАЗМЫШЛЕНИЯ О ПРИЧИНАХ ПОРАЖЕНИЯ БЕЛОГО ДВИЖЕНИЯ

Гражданская война… После крушения СССР остро вспыхнул интерес к ее кровавым событиям. Это не удивительно, поскольку в 1990-е мы оказались на пороге новой Смуты и наступившем тысячелетии еще не преодолен раскол общества. Ряд последних газетных публикаций, освещение в СМИ процессов перезахоронения останков генералов А.И. Деникина и В.О. Каппеля, ясно показали не только неоднозначное отношение в обществе к лидерам Белого движения, но и непонимание их целей, задач и идеалов. С целями и задачами лидеров контрреволюции разобраться несложно: сегодня изданы программные документы белых вождей, их мемуары. А вот с идеалами дело обстоит сложнее. Что вообще представляет собой Белая идея? Существует мнение, будто основные ее положения в белогвардейском лагере так и не были сформулированы^[1]. Однако рассуждения на тему Белой идеи бессмысленны без изучения менталитета ее носителей. Ныне опубликовано и, слава Богу, продолжает издаваться большое количество белогвардейских воспоминаний не только военачальников, но и рядовых офицеров (последняя фраза вовсе не является тавтологией, поскольку немало офицеров и даже некоторые генералы на Юге России служили на положении рядовых^[2]). На страницах своих мемуаров они часто спорили друг с другом^[3] , по разному смотрели на многие военные и политические эпизоды Гражданской войны, но есть нечто, объединяющее большинство ветеранов Белой армии. Это их принадлежность к интеллигенции. Еще С.П. Мельгунов говорил о том, что Добровольческая армия “…была армия русской интеллигенции в широком смысле слова”^[4]. Именно тысячи ее представителей в годы Первой мировой войны надели военный мундир, сменив на полях сражений выбитый кадровый состав армии. После революции военные интеллигенты стали основой и лидерами Белого движения. Верховного правителя Белой России адмирала А.В. Колчака мы помним и в качестве ученого-полярника, генерала Деникина – как талантливого писателя. М.В. Алексеев и С.Л. Марков до войны занимались преподавательской деятельностью и являлись профессорами, барон П.Н. Врангель получил образование горного инженера, генерал Л.Г. Корнилов владел несколькими восточными языками и был автором серьезного научного труда по Туркестану. Уже в изгнании в Русской Армии Врангеля интеллигенция играла преобладающую роль. В Галлиполи после исхода находилось 50% офицеров, а остальные 50% в огромном большинстве – солдаты из интеллигентов^[5].

Что же представляла собой русская военная интеллигенция в эпоху Смуты? Ответ на этот вопрос позволит лучше понять как сущность Белой идеи, так и причины, побудившие лучшую часть офицерства поднять знамя борьбы с большевизмом. Разумеется, невозможно в рамках небольшой статьи раскрыть столь сложную тему, как идеалы белого офицерства. Скорее, в данном случае сделан шаг в области осмысления темы, вынесенной в заглавие статьи.

Русское офицерство. Воспитанное на идее служения, определенном кодексе чести и аскетизме^[6], оно отличалось непрактичностью и часто неумением устроить свой быт^[7]. В офицерстве причудливым образом сплелись героизм на полях сражений и свойственный предреволюционной интеллигенции внутренний разлад, отсутствие цельности. Это замечали и биографы белых вождей. Один из них, В.Г. Черкасов-Георгиевский, исследовавший жизненный и боевой путь генерала Деникина – типичнейшего военного интеллигента – нарисовал верный психологический портрет этого незаурядного человека. “В чем же был убежден Деникин своим происхождением, детством, молодостью? Да не оказалось цельности, единой системы координат. Это ведь мешанина, эклектика, когда человек церковно православен и – с “республиканским акцентом”, вирусно занесенным в наш мир “вольной” французской революцией. Признак таких “раздвоенных” людей – делать одно, воображать другое. Они импульсивны, и такова, например, знаменитая речь Деникина перед Керенским (на Совещании в Ставке 16 июля (по старому стилю) 1917 г. – авт^[8].), хотя февралист Антон Иванович вместе с единомышленниками именно его и породили. Люди этого сорта “непредрешенчески” нерешительны… Сыну кремневого фельдфебеля^[9], и только потом – офицера, генералу Деникину недостало отцовой монолитности… Деникин и сам: то “царь Антон”, то “капустный” (автор имеет в виду мечту генерала после Гражданской войны сажать капусту^[10] – авт.). “Деникиниана” это больше не “Путь русского офицера”, а именно – либерального военного интеллигента. Деникинская судьба, конечно, ярче “пути” какого-то разночинца… В ней блеск оружия, и слава императорских побед, и “терновость” Белой гвардии. Но в ней и непременные чемоданы нелегальщины, и некая “подкожная” неприязнь к русским царям, и любовь к младотурецкому рационализму, хотя сам живешь не умом, а сердцем. А в Антоне Ивановиче все это интеллигентски расхожее пыталось ужиться и с подлинным православным аскетизмом”^[11] . В сущности, многотомные воспоминания Деникина только подтверждают эту характеристику. По словам генерала, его политические убеждения сложились в годы учебы в Академии генштаба. Их суть сводилась к следующим положениям: 1) конституционная монархия, 2) радикальные реформы и 3) мирные пути обновления страны^[12]. Но ведь совершенно несовместимы мирные пути обновления страны с радикальными реформами, предполагающими передел земельной собственности и, как следствие, противостояние помещиков и крестьян, которое нередко принимало кровавые формы. Другой пример. 31 июля 1919 г., в дни громких побед своих армий, Деникин произнес речь перед ростовской общественностью: “Революция безнадежно провалилась. Теперь возможны только два явления: эволюция или контрреволюция. Я иду путем эволюции, памятуя, что новые крайние утопические опыты вызвали бы в стране новые потрясения и неминуемое пришествие самой черной реакции”^[13]. Приведенный отрывок свидетельствует об утопичности взглядов генерала, его идеализме и оторванности от исторических реалий. Утверждение главкома о безнадежном провале революции не соответствовало действительности. Крестьянство отнюдь не собиралось отказываться от революционных результатов “черного передела” и не желало возвращать землю помещикам^[14]. Деникин, заявляя, что идет путем эволюции, на самом деле выдавал желаемое за действительное. В конечном счете, внутренняя раздвоенность, идеализм генерала, заставила философа И.А. Ильина дать крайне жесткую, но не лишенную основания, характеристику генерала: “…Деникинщина есть керенщина внутри белого движения”^[15]. Примечательно, что схожим образом современники характеризовали и адмирала Колчака. О нем нередко говорили: “трагическая личность”, “роковой человек”,