Вот именно, слишком назойливого! Нарочитого! Как будто человек специально ломал свой выговор и портил свой привычный лексикон, стремясь выражаться как можно более убого. Это раздражало Алену, которая была ужасно брезглива не только физиологически, но и, если так можно выразиться, лингвистически. Это раздражение и помешало ей уловить столь разительное несоответствие. А сейчас она его обнаружила. А еще обнаружила нечто гораздо более удивительное: голос, записанный на пленку, и голос, который она вчера слышала в ресторанчике «Хамелеон», кажется, принадлежат одному и тому же человеку. То есть на сто процентов Алена этого утверждать не может но на девяносто – вполне. Ну хорошо, на восемьдесят, но и это немало! Недаром вчера, лишь только услышав голос Гнатюка, она поняла, что уже слышала его раньше.

В самом деле слышала. В собственной квартире.

Но обладатель этого голоса тогда назвался Саблиным!

Это – странность номер два. А третья...

Алена снова прослушала запись, теперь обращая внимание не столько на голос Саблина (или все же Гнатюка?), сколько на фоновые шумы, особенно – на странное сипение. В тот вечер ей казалось, что это Саблин (Гнатюк?) переводит дух. Нет, сипение звучит чуть-чуть со стороны. Алена еще тогда догадалась, что гость у нее был не один, однако вторым она сочла безгласного охранника. Теперь же создается впечатление, что человек, оставшийся незримым, своим сипением как бы осуществлял общее руководство ситуацией.

Она вспомнила первый разговор по телефону с заказчиком романа. Он назвался Саблиным и сипел, как будто в его горло была вставлена голосовая трубка после операции на трахее. Инка вчера, кстати, сипела точно так же – из-за простуды. Итак, предположим, простуженный (или прооперированный) Саблин нашел силы позвонить Алене по телефону, однако потом голос у него вовсе сел, так что при личной встрече он попросил некоего друга озвучить свои условия, а сам осуществлял, так сказать, общее руководство.

То есть Саблин позвонил Алене лично, а на встречу с ней пришел в компании с... Гнатюком.

Однако, согласно сюжету романа, который, судя по всему, можно назвать романом не только заказным и криминальным, но и в какой-то степени документальным, Саблин и Гнатюк расстались врагами. Может быть, они, конечно, помирились за пределами сюжета... но что-то в это верится очень слабо, а если честно – не верится вовсе. Ведь, судя по авторским отступлениям в начале и конце, Саблин бежал от Гнатюка и пребывает где-то в изгнании, предаваясь постоянному самобичеванию и угрызениям совести.

Куда он мог бежать? А не в те ли места, которые были для него связаны с приятными воспоминаниями о юности, о студенческих годах? Не в Хабаровск ли, этот прелестный город на берегу Амура, центр огромного края (на территории которого, кстати о птичках, даже немаленькая Нижегородская область запросто уместилась бы не два, не три, не пять и даже не десять раз, а ровным счетом 11,02406411229946524064171122995 раз... что уж там говорить о всяких Швейцариях!). Среди этаких просторов есть где при желании затеряться человеку!

Определенно, он звонил оттуда. Ну да, он же говорил: «Привет с Дальнего Востока!» Потому и время перепутал («У вас в Нижнем еще глухая ночь»), потому и гудки были длинные, междугородные. Самое веское доказательство – что прочел заказной роман, напечатанный в «Зеленом яблоке». Газета выходит в Хабаровске...

Ну хорошо, предположим, это звонил Саблин. В таком случае получается, что в самый первый вечер в гости к Алене нагрянул Гнатюк... в компании с кем? Ну, видимо, с Алиной!

У Алены дрожь пробежала по спине. Образ мрачной красавицы-убийцы, опереточной злодейки, как еще недавно называла ее весьма пренебрежительно писательница Дмитриева, выступил из мрака нереальности и угрожающе, кровожадно сверкнул изумрудными глазами.

Алена плотнее закуталась в шаль. Но ведь Саблин убил Алину – то есть такой вывод можно сделать из окончания романа. Саблин берет скальпель, крепче сжимает его, наклоняясь над спящей Алиной... потом вновь звучит этот трагический рефрен: «Я уничтожил ту, которую любил».

Убийство произошло.

А может быть, не произошло? Может быть, Саблин попытался перерезать этим скальпелем Алине горло, но она осталась жива, только трахея оказалась повреждена, и именно поэтому она сипит, разговаривая? То есть, она выдавала себя за Саблина при телефонном разговоре (Алена вспомнила Шона Бина с его густой русой шевелюрой и только головой покачала, дивясь своему разнузданному воображению), не рискуя быть узнанной, а потом таилась в темноте, своим сипением осуществляя, как уже было сказано, общее руководство ситуацией?

А зачем ей понадобилось таиться в темноте? И вообще – почему такие страсти-мордасти нагнетены вокруг этой истории?! Ну что изменилось бы, если бы они предстали перед Аленой воочию – вместе или поодиночке – тривиальными заказчиками романа?

Нет, этого быть никак не могло! Ведь, судя по роману, Алина находилась в розыске, да еще в каком! Даже Интерпол был задействован. Алина только и мечтала, чтобы с помощью Саблина изменить внешность, расстаться с прежними отпечатками пальцев и бежать за границу. Однако, выздоровев после нанесенного ей ранения, ведет теперь тайную жизнь, перед людьми не показывается, выходит из укрытия только ночью, ну а всецело преданный Алине Гнатюк помогает ей скрываться. Именно поэтому она с Гнатюком и явилась к Алене таким извращенным, как уже было сказано, способом.

Возможно. А возможно и вот еще что... Почему не предположить, что слово «уничтожил» в тексте романа («Я уничтожил ту, которую любил») имеет второй смысл? То есть Саблин уничтожил не Алину, а ее красоту? Он провел-таки пластическую операцию, сделав Алину неузнаваемой – в смысле, изуродовав ее до неузнаваемости? Причем изуродовал бывшую любовь настолько, что она боится даже показаться людям, потому что это уродство стало своего рода клеймом, опознавательным знаком? И теперь Алина ведет ночную жизнь, как загнанный зверь, исступленно ненавидя Саблина. А Гнатюк разделяет эту ненависть, помогает Алине...

Вот это любовь! Вот это африканские страсти!

Трогательно, конечно, однако есть тут какая-то психологическая натяжка.

Ладно, натяжка так натяжка. Слишком многое в романе осталось, как говорят киношники, за кадром, о сути отношений Гнатюка и Алины писательнице Дмитриевой вовек не узнать. Будем исходить из того, что есть.

Итак, если исходить из того, что есть, роман этот – всего лишь повод... для чего? Роман, его публикация именно в Хабаровске – повод дать знать Ивану Антоновичу Саблину, что его бывшие друзья, они же нынешние враги, помнят о нем и не оставили планов мести.