– Ну вот видите! – пожал плечами Бергер. – Как же вы тогда могли на Щелковский хутор заехать?

– А предположим, у меня был сообщник… – с туманным выражением проговорила Алена.

– Ох, давайте хоть тут не будем ничего предполагать, а? – как-то очень прочувствованно попросил Бергер. – И так их слишком много, ваших предположений, в деле о картине! Хуже всего, что, даже если кто-то поверит в них, никаких действий против Стахеева и Мурзиной предпринять нельзя. Нет совершенно никаких оснований! Все ваши выводы абсолютно бездоказательны. Не имеют под собой никакой реальной основы. И все же… – Он качнул головой, как бы сомневаясь, потом решительно сказал: – И все-таки я вам верю.

– Что, серьезно?! – изумилась Алена.

– Да, верю. Притом настолько, что начинаю за вас тревожиться. Скажите, вы можете куда-то уехать прямо сейчас, не заходя домой, где-то прожить несколько дней, скрыться с глаз вашего «жениха» и его мадам Помпадур? Есть у вас такое место? Конечно, желательно вне города?

– Вы серьезно? – ошарашенно спросила Алена.

– Вполне серьезно.

– Не думала, что вы мне поверите…

– Ну, вот так уж вышло, – пожал плечами Бергер, словно извиняясь. – В любом случае, верю или нет, надо исключить все возможные неприятности. Соломки подстелить где надо и не надо, как делали ваши знакомые… Предусмотрительность еще никогда и никому не вредила. Поэтому еще раз настоятельно советую подумать, куда вы можете эвакуироваться.

Алена беспомощно развела руками:

– Единственное место, которое на ум приходит, это дом Инны Тюлениной в деревне Маленькая. Он в Семеновском районе – на электричке до Линды, потом автобусом до Маленькой. Надо на вокзал позвонить, узнать, во сколько будет ближайшая электричка. Ну, и мне все равно надо заехать домой за кое-какими вещами и к Инне за ключом…

– Вы с ума сошли? – презрительно осведомился Бергер. – Домой вам нельзя, неизвестно, что вас там ждет.

– Засада? – хмыкнула Алена. – Не волнуйтесь, у меня квартира на сигнализации, чуть что не так, сразу врываются бравые парни в «брониках»…

– Вот и пусть тогда сначала ворвутся бравые парни в «брониках», а только потом вы туда войдете, – кивнул Бергер. – И не раньше! Однако я на вашем месте сейчас не стал бы испытывать судьбу. Ночью к вам уже приходили, так? Кто им мешает ждать вас в подъезде? Поезжайте прямо в Маленькую!

– А вещи? – возмутилась Алена. – Пистолет и зубная щетка, как у Шерлока Холмса?

– А что, у вас есть пистолет? – остро глянул Бергер.

«Ой, кажется, он и впрямь поверит, что это я замочила тех двоих в Стригине!» – перепугалась Алена и поспешила признаться:

– Только газовый, да и к тому патрончиков нету. И он дома…

– Тогда, значит, дело в одной зубной щетке? Купите по дороге. А заодно купите все остальное. Что вам там понадобится? Ночная рубашка, продукты? Что еще нужно женщинам? Магазинов по пути будет море. Если денег нету, я вам ссужу. И знаете что… Позвоните Инне, что мы сейчас подъедем к ней за ключом, а потом я сам отвезу вас в Маленькую.

– А что, – оторопело пробормотала Алена, – у нас в стране уже начала действовать программа защиты свидетелей? Как в Штатах?

– Ну да, ждите ответа… – довольно уныло хмыкнул Бергер. – Но я начинаю осуществлять эту программу в рамках одного, отдельно взятого уголовного дела, пусть даже еще и не открытого. – Он выключил диктофон и сунул его в карман. – Вы готовы? Поехали?

Алена кивнула не слишком-то уверенно. Странное было у нее ощущение… Странное! Сравнение напрашивалось достаточно банальное, однако верное, как и всякая банальность: чудилось ей, будто она ступает на тонкий лед – ну до того тонкий, что под его прозрачной, словно бы стеклянной, поверхностью видны токи темной, клокочущей глубинными ключами воды, и Алена знает, что непременно под лед провалится, что ни в коем случае нельзя на него ступать, нельзя… а деваться больше некуда, пути другого нет.

Они с Бергером спустились из канцелярии в большой холл и прошли через «рамку», около которой сидел сонный-пресонный мент, вяло взиравший на посетителей суда. Если входящий еще мог представлять для него некий потенциальный интерес (вдруг, скажем, у него в кармане какой ни есть револьвер захован?), но выходящие никакого такого интереса не представляли, поскольку были уже проверенными и явно безвредными.

«Значит, у Бергера нет оружия!» – подумала Алена и почему-то огорчилась, сделав этот нехитрый логический вывод.

Они вышли в маленький садик перед зданием суда, отделенный от Покровки красивой чугунной решеткой. В былые времена, когда пышным и махровым цветом распустился на святой Руси плюрализм, здесь во множестве собирались разномастные ратоборцы за демократию и требовали у народа поставить свои подписи на мятых листках – то за то, чтобы какого-нибудь узника совести поскорей выпустить, то за то, чтобы кого-то другого столь же быстро посадить. Да мало ли за что собирали подписи в то приснопамятное время! Ныне же территория областного суда вместе с решетками была недоступна для всяких там исступленных демократов, и ничто не загораживало вид на красивый-прекрасивый желто-белый дом с колоннами – бывшее Нижегородское Дворянское собрание, ныне – Дом культуры имени Свердлова (почему- то его ни за что не хотели переименовать… знать, куда-то в верха затесался потомок сего пламенного революционера, который свято хранил память о своем кровавом предке).

Дом культуры в самом деле был чудесным зданием. Алена его очень любила, и наилучшие воспоминания ее жизни были связаны с этим домом. Ну, хотя бы потому, что именно здесь она первый раз увидела Игоря, здесь начала учиться у него танцевать, поскольку он был именно что учитель танцев, здесь влюбилась в него до полной потери разума. И сколько же раз, Бог мой, сколько же раз вечерами, после занятий, она таилась в тени чугунных решеток, дожидаясь, когда появится Игорь и пойдет по Покровке к площади Горького в окружении друзей или – гораздо чаще! – стайки девчонок-поклонниц, бессмысленно хихикающих