Как-то патруль задержал ночью подростка, который по заданию гитлеровцев занимался поджогами. Я его лично допрашивал, и он рассказал, что его научили заниматься поджогами немцы, а согласился он потому, что якобы его мать и отца убили партизаны. И таким образом он начал мстить за них, хотя отец его сам был партизаном и погиб в одном из боев, а мать погибла от немецкой бомбежки. Таких подростков мы определяли во вновь организованную колонию в г. Бобруйск.

Активно проводимая партийно-комсомольскими организациями и армейскими политработниками работа среди населения давала положительные результаты. Население все больше и активнее оказывало помощь нашим подразделениям.

Сбрасываемая на парашютах немцами помощь бандам становилась все меньше и беднее. В одной из операций мы захватили сброшенного немцами радиста с рацией. Перевербовав его, мы начали радиоигру. Немцы тщательно проверяли, свой ли работает. Потом, поверив, определяли новый лесной массив для сбрасывания просимых грузов. А мы их потчевали дезинформацией — «липой». Все попадало в наши руки. Но это отдельная тема, и она представляет огромный интерес.

День Победы я встретил в боевых условиях. Западнее города Лида в лесном массиве я руководил операцией по ликвидации крупной группировки, состоявшей из двух банд — Рагнера и Котвича. Окруженные плотным кольцом бандиты, пытаясь вырваться, отчаянно сопротивлялись. В этот момент наш радист доложил мне о капитуляции Германии. Эта радостная весть была доведена до каждого нашего бойца. Воодушевленные таким известием бойцы ринулись вперед, и в короткой кровопролитной схватке банды были уничтожены. Гитлеровский агент Рагнер был захвачен живым.

Наряду с политическим бандитизмом быстрыми темпами в Белоруссии стал разрастаться уголовный, причем по дерзости, формам и видам не уступавший политическому, а главное, сопровождавшийся убийствами.

Необходимо подчеркнуть, что уголовно-преступные элементы пополнялись частично за счет разгромленных банд. По линии МВД СССР был издан ряд приказов и директив, требовавших в кратчайший срок ликвидировать преступность. Эта функция тогда и теперь возложена главным образом на милицию.

Как ни странно, но общий уровень уголовной преступности того времени ни в какое сравнение не идет с уровнем теперешнего времени реформ. Сегодня этот уровень до предела страшен своей жестокостью, коварством, особенно заказными убийствами.

В результате наших возрастающих активных действий число бандформирований становилось все меньше и меньше. Как я упоминал ранее, были полностью ликвидированы самые крупные банды: Рагнера, Котвича, Сибиряка, Германа и др.

Бандиты целенаправленно охотились за мной. В Минске 16 октября 1946 года снайпер из расположенного рядом с домом сарая, целясь через чердачное окно в окно моей спальни, выстрелил в меня. Это случилось на рассвете, вскоре после того, как я вернулся домой. Так как я был укрыт в тот день купленным Надеждой Павловной одеялом, пуля, летевшая в меня, не пробила толщу ваты, а, свернув ее в комок, застряла там, нанеся в области живота удар и слабый ожог. Стрелявший быстро скрылся, да и активных мер поиска не принималось, т. к. убийств было тогда немало и отвлекать силы я не разрешил.

Лаврентий Цанава каким был, таким и остался. Надменным, нагловатым… Он считал себя в Белоруссии вторым человеком после П. К. Пономаренко.

Цанаву арестовали в 1952 году по делу С. М. Михоэлса.

Михоэлс был ликвидирован в январе 1948 года. Этой операцией на месте руководили первый заместитель В. С. Абакумова С. И. Огольцов и министр госбезопасности Белоруссии Л. Ф. Цанава. Михоэлса и сопровождавшего его знакомого Голубова заманили на дачу Цанавы под предлогом встречи с ведущими белорусскими актерами, сделали смертельный укол и бросили под колеса грузовика, чтобы инсценировать бандитский наезд на окраинной улице Минска. За рулем грузовика сидел сотрудник транспортного отдела МГБ по Белорусской железной дороге.

А. П. Судоплатов пишет в своей книге, что Голубов был агентом МГБ в среде творческой интеллигенции, чего Михоэлс, конечно, не знал. В той ситуации, однако, он оказался нежелательным свидетелем, поскольку именно с его помощью удалось привезти Михоэлса на дачу. Я этого утверждать не могу, поскольку такой информацией не обладаю.

Рано утром у разрушенного в годы войны стадиона «Динамо» оперативники моего ведомства обнаружили трупы Михоэлса и Голубова. Об этом мне доложил по телефону мой заместитель, комиссар милиции Красненко. Михоэлс находился в Минске по общественным делам. Это известие очень встревожило меня. Убийство было не рядовое.

Я сам лично выехал на место происшествия. Там вовсю шли следственные действия. Был составлен протокол осмотра. На трупах и на дороге (был снег) отчетливо виднелись отпечатки протекторов шин автомобиля.

Приехав к себе, я вызвал всех своих заместителей и в жесткой форме потребовал в кратчайшие сроки найти машину, послужившую причиной смерти этих людей.

Уже во второй половине дня Красненко мне доложил, что оперативники МВД обнаружили разыскиваемый автомобиль. Когда же я стал его расспрашивать, как проходил поиск и где обнаружили машину, мой заместитель ответил, что автомобиль стоит в гараже МГБ республики. Я поинтересовался, не могло ли это быть ошибкой. Красненко сказал, что его люди тоже сомневаются, но им не дали провести более тщательную проверку сотрудники госбезопасности.

Заподозрив неладное, я позвонил министру внутренних дел СССР С. Н. Круглову и доложил об этом происшествии. Он был страшно удивлен и приказал мне активизировать розыск преступников. Мне ежечасно докладывали, как проводится розыск.

Меня вызвали в ЦК, и один из секретарей попросил принять все меры по розыску убийц. Встал вопрос об отправке трупов в Москву. Я поручил заниматься этим Красненко. Вскоре подъехал и Цанава. Я его хорошо знал, и поэтому его поведение меня удивило. Он был слишком любезен со мной. Цанава взял меня под руку, отвел в сторону и сказал: «Я знаю, что твои люди были у меня в министерстве в гараже. Это была не слишком хорошая идея. Я прошу тебя не производить больше каких-либо действий против моих людей. Население может нехорошо подумать о нас. Делом занимайся, убийц ищи, но не лезь ты, куда тебя не просят». Подозрения мои еще больше усилились.

Из министерства я снова позвонил Круглову и доложил о том, что в гараже МГБ Белоруссии была обнаружена машина, переехавшая Михоэлса и Голубова. Министр выслушал меня и сказал, чтобы поиск преступников продолжали, но не особенно популяризируя это дело. Вообще, голос у Круглова был какой-то вялый, и я удивился, что начальник не стал, как это бывает в таких случаях, «рвать и метать», чтобы ему быстрее представили результат. Тем более меня удивил конец нашей беседы. «Вы, в общем, не особо там копайте», — сказал министр и положил трубку телефона.

Сопоставив разговоры с Цанавой и Кругловым и не зная, естественно, подоплеки этого дела, я занял выжидающую позицию. Розыск велся, но подчиненных своих я не подстегивал.

Будучи министром госбезопасности Белоруссии, Цанава в близких ему кругах не раз говорил об Абакумове как о неграмотном человеке (у того было якобы 4 класса образования). Но когда он переехал в Москву и стал заместителем В. С. Абакумова, то переменил свою точку зрения. В приватных беседах Цанава говорил мне о своем шефе как о талантливом человеке. Не знаю, насколько он был искренен.

У меня был конфликт с Цанавой. Из Центра пришел приказ передать милицию в ведение МГБ. Вначале в 1947 году в МГБ передали Управление по борьбе с бандитизмом. И это было правильно. Крупные банды были разгромлены, и борьба с мелкими была передана в ведение МГБ. Начальником Управления был Гранский. Заместителями у него остались Лисовский, Жуковский и Гредасов.

Лисовский был личностью легендарной. Еще в годы Гражданской войны он был внедрен в одну из крупных банд, вошел в доверие к главарю и затем подвел ее под разгром. За этот подвиг на 1-м съезде Советов Белоруссии он был награжден орденом Красного Знамени.