– Подъехала иномарка, – сообщил Женька. – Вышли двое амбалов и баба. Идут ко входу... Тьфу ты, баба эта – крыса Ланковская!

– Журналистка из московской газеты? – уточнила Рита.

– Точно! – кивнул Женька, оторвавшись от прибора ночного видения.

Виталий Андреевич лишь передернул углами губ. Появление здесь этой «фронтовой репортерши» случайностью быть не могло.

Журналистка Алла Ланковская была тощей. Не стройной, не изящной, а именно тощей. Костлявые, острые плечики, обтянутые дорогим, но безвкусным и не идущим ей свитером, тоненькие ручки, сгорбленная спинка и острое костяное личико с тонкими губами и глубоко посаженными глазами неопределенного цвета. Личико это вечно дергалось в нервном тике, и с него не сходило недовольное выражение. В Чечне Ланковская отмачивала следующие номера. В конце лета 2000 года вездесущая журналистка напросилась сопровождать гуманитарный груз для дома престарелых в Грозном. Как и положено, военные сформировали боевую колонну, выделили усиленную охрану. Любое продвижение по городу небезопасно, поэтому охрану сформировали из бойцов спецназа ВДВ. Командовал ими Малыш, то есть капитан Малышев. Ланковскую он предупредил лично, чтобы та из кабины не высовывалась, лишних вопросов не задавала. Та лишь презрительно усмехнулась. Только проехали пару километров, Ланковская потребовала остановки. Ну мало ли какие там женские дела-проблемы – Малыш чертыхнулся, но дал приказ остановиться. Ланковская приказала ждать ее и растворилась в одном из городских кварталов. Почти час солдаты и офицеры ждали эту мадам. Почти час представляли собой замечательную мишень для боевиков. Малышу ничего не оставалось, как вполголоса материться. За журналистку он отвечал перед командованием, за солдат еще в большей степени перед собственной совестью. Всего одной пущенной гранаты в борт БМД или снайперской пули из окна было бы достаточно для трагедии. Когда Ланковская вернулась, Малышев, как мог сдерживая себя, высказал ей все, что он думает. Та вновь лишь криво усмехнулась, а на следующей неделе в одной из центральных газетенок вышла ядовитая статейка, в которой на десантников был вылит ушат грязи, солдат и офицеров Ланковская изображала мародерами, трусами и бездельниками.

– Скажи, Валентин, – немного выпив после боевых, спросил меня тогда Малыш, – что за херня получается? Командование поручает мне охранять эту швабру, и я ее охранял. Она же нас фактически подставила... А теперь еще и обосрала. А завтра командование вновь поручит мне ее охранять?

Я даже не помню, что ответил Женьке. Ведь в самом деле – мы, военные, обязаны охранять журналистов, прибывших на места боевых действий. Потому как журналисты представляют СМИ нашего государства, по сути они те же «федералы». Но при этом откровенно работают на противника – на сепаратистов, ту же наркомафию. И ничуть не стесняются. Часто такие журналюги любят нахваливать друг дружку, описывая присущую им отвагу, честность и принципиальность. Они не боятся встречаться с храбрыми полевыми командирами, не боятся посещать их базы, брать у них интервью. Однако здесь, по- моему, все элементарно. Помните сказку про братца Кролика и братца Лиса? «Терновый куст мой дом родной!» Так же и для подобных журналюг – бандитские базы дом родной. Ведь именно их задания они выполняют, ведут пропагандистскую, психологическую войну. И не из альтруистических соображений, все оплачивается. Они же вовсю трубят сегодня о смягчении законодательства в отношении сбытчиков наркоты, легализации наркотиков и др. Все подобные статейки и заявления проплачены наркомафией... Но если они попробуют пойти против воли своих «работодателей», показать свою независимость, то жизнь журналюшек будет весьма короткой. Наркомафия, бандиты не прощают измены в отличие от наших властных структур... Под стать Ланковской еще и этот... Забыл фамилию, сам он российского происхождения, но работает в каком-то западном журнале. Его одно время часто показывали. Законченный дегенерат со скошенным подбородком, крохотными глазками, прокуренным шепелявым голосом и телосложением девятилетнего пацана, без плечей и с цыплячьей шеей. Этот выродок не просто интервьюировал боевиков, он снимал на видео– и фото казни и пытки наших ребят. ФСБ сумела изъять у «репортера» этот уникальный материал. За кадром были слышны смешки и комментарии гнусавым прокуренным голосом. А в кадре в это время резали горло нашим солдатам, совсем еще пацанам... Что же, думаете, бесплечий дегенерат понес ответственность? Черта с два. Ему даже вернули видеокамеру и фотоаппарат. Сам же он, усмехаясь, рассказывал по телевидению о тупости и подлости российских спецслужб. При этом заявлял в очередной раз, что никого и ничего не боится. На следующий день отбыл в США, по счастью, его уже давненько не видно. Чеченские боевики в изложении Ланковской всегда были храбрыми воинами (именно так она характеризовала захватчиков «Норд-Оста»). Русские же изображались пьяницами, садистами и дегенератами с одной извилиной. По-моему, во все времена, в любом обществе таких «правдолюбцев» считали изменниками, врагами Отечества. И участь их была незавидна. Сейчас Ланковская зачем-то прибыла на встречу с самим Черным Генералом. Судя по всему, их связывали давние «дружеские отношения».

– Кажется, добрались! – произнес Чабан, сверив название улицы с данными, полученными от казачка Генки.

Машина затормозила рядом с двухэтажным зданием, в котором (как сообщала большая вывеска) размещалась некая ремонтная мастерская. Что в ней ремонтировали, не сообщалось, но со слов Генки Чабану было известно, что именно здесь располагался склад «готовой продукции», иными словами, переработанного в героин опия. Ко всему прочему, Генка сообщил имена «казачков», которые могли охранять склад, и по просьбе Чабана изложил подробности их личной жизни. Некоторое время назад Генка казачествовал под ушковским атаманством, но потом сбежал, несмотря на заработки и почти полную вседозволенность. Остальные бежать не торопились.

Опираясь на палку, Чабан неторопливо подошел к «складу готовой продукции» и позвонил в дверь.

– Чего тебе? – раздалось из громкоговорителя домофона.

– Димка Чириков здесь? – спросил Чабан.

– А зачем он тебе?

– Меня жена его прислала, – ответил Яков Максимович.

– Ну заходи...

Чабан оказался в караульном помещении. Ему повезло, Чириков оказался именно здесь, а его жена, по словам Генки, находилась в роддоме. Чириков был здоровенным бугаем на голову выше Чабана. На руках его были многочисленные татуировки, сообщающие о тюремном прошлом. Двое других охранников также выглядели приблатненными ребятишками, несмотря на камуфляжную форму. Это была вся охрана «склада». Немного, но здесь, в караулке, находилась тревожная кнопка. По ее сигналу на защиту объекта должны были прибыть боевики, охранявшие расположенную на соседней улице «фабрику по переработке», а также милиция из местного отдела охраны.

– Давай выкладывай, – оглядев Чабана сверху вниз, произнес Чириков.

– Сейчас. Тут такое дело... Вот записку из роддома передала. – Чабан неспешно сунул руку во внутренний карман, сделал вид, что ищет записку.

– Ты сам-то кто? – Чириков не очень любезно взял Якова Максимовича за плечо.

– Генерал Пыхто, – ответил Чабан и вытащил из кармана руку со «стечкиным».

Первым выстрелом он сразил уголовника и несостоявшегося папашу Чирикова, вторым того охранника, что сидел рядом с тревожной кнопкой. Третьему Чабан пальнул над самой головой, выражаясь спецназовским сленгом, «пощекотал уши».

– На пол, тварь! – прорычал Чабан, по-прежнему опираясь на палку.

Охранничек послушно выполнил команду.

– Через полчаса, когда позвонят, сообщишь, что все нормально и никаких происшествий, – проговорил Чабан, кивая на пульт с переговорным устройством.

Не поднимаясь с пола, охранник поспешно закивал.

Через минуту в помещении были Антонина и Кентавр. Последний держал в руках канистры с бензином. У