— Вот так-то, дружок, — сказал Серж и пробренчал нечто торжественное на своей гитаре, — попробуй теперь возразить высокочтимому собранью. Ты теперь наш вожак, лидер, командир — так решило Братство!

— Морской Робин Гуд! — воскликнул Ролан.

Барабанщик купил нашего героя этой фразой.

— А ты хитрый, малек! — сказал Рауль.

— О! Вы даже не представляете, какой я хитрый, г-н де Бражелон! — важно заявил Ролан.

И конечно, Пираты опять захохотали.

— Веселый месяц май! — вставил свое словечко Анри де Вандом, обожающий робингудовские баллады. А Серж подвел итог выборов лидера провансальской песенкой:

— Это что-то новенькое, — заметил Оливье.

— Новое не что иное, как хорошо забытое старое. Не люблю говорить банальности, но так оно и есть. Песенка эта, вернее, эс-там-пи-ада, упоминается в книге Жана де Нострадамуса 'Жизнеописание древних и наиславнейших провансальских пиитов во времена графов прованских процветавших' . Жонглеры из Франции играли эстампиаду. Она весьма по нраву пришлась кавалерам и дамам. Но Раимбаута ничего не забавляло. Посему маркиз, заметив это, сказал: 'Сеньор Раимбаут, что же вы не поете и не веселитесь, ведь вы слушаете столь прекрасную музыку и лицезреете здесь такую красавицу как моя сестра — наиблагороднейшая дама на свете! А Рау… Раимбаут ответил, что не станет петь. Маркиз же, догадавшись, в чем тут дело, сказал сестре: 'Мадам Беатриса, хочу, чтобы вы из благосклонности ко мне и ко всем этим людям соизволили просить Раимбаута — пусть он ради любви к вам и вашей милости примется петь и веселиться как раньше' .

Серж проиграл мелодию эстампиады.

— О, помню! Я тоже когда-то читал 'Жизнеописание провансальских пиитов' ! Можно, я продолжу? — спросил Анри.

Серж кивнул, продолжая забавляться с гитарой.

— …И мадам Беатриса была столь обходительна и мила, что обратилась к Раимбауту со словами утешения, прося его возрадоваться ради любви к ней и вновь сложить песню. И тогда Раимбаут о том, что вы слышали, сложил эстампиаду…

— Вы запомнили? — спросил Серж, — Споем, что ли?

— Но почему 'лист' , а не 'цвет' , — спросил дотошный барабанщик, — Цветы иван-чая — это так красиво! Я так люблю, когда цветет иван-чай! Они дикие и свободные, и вылезают на Свет Божий, где придется! Не то, что ухоженные, подстриженные лужайки в Ф-ф-фонтенбло, где для каждого цветочка свое место. А иван-чай — Цветок Свободы!

— Теперь он придирается к словам великого трубадура! — воскликнул Жюль, — Где ты видел иван- чай в мае?

— В Бретани не видел. Иван-чай цветет летом. Но в Провансе?

— Иван-чай цветет летом и в Провансе, а у нас как-никак `'начало мая' . Еще не пришло время иван-чая, — сказал Серж.

— Ничего, народ, скоро лето, — сказал Рауль.

— Вы только не смейтесь, — попросил Шарль-Анри, — Но у меня, кажется, тоже стишки складываются.

— Просим!

— Может, это и глупо. Да и третья строчка ваша, виконт, и Вийона.

Не очень точная рифма, я понимаю, — сказал Шарль-Анри смущенно, — `'братва' — `'Блуа' … Но так сочинилось…

/ Я сказал бы `'И больше не вернемся мы в Блуа' , — подумал Рауль, — Но говори за себя, при чем тут Шарль-Анри. В таком случае…Тогда так:

Я не вернусь из этого `'круиза' ,

Девиз мой — `'Здравствуй, грусть,

Прощай, Луиза' .

А переделывать применительно к себе стишок Шарля-Анри что-то лень. А, ладно! Хватит чепуху придумывать! /

— Вот, уже ностальгия начинается, — вздохнул Вандом.

— Она самая, — вздохнул Шарль-Анри, — Глупо, правда? Это все оттого, что вспомнился иван- чай.

— Вот что я тебе скажу, малой, — важно заявил Оливье, — В письме кузине Аннете попроси эту наиблагороднейшую девицу сорвать для тебя Цветок Свободы. Пока твое письмо дойдет до Блуа, как раз и иван-чай расцветет. Верно я говорю, люди?

— Она решит, что я помешался, — Шарль-Анри покрутил пальцем у виска.

— Проверишь ее чувство. Любит — поймет. А я тебя уверяю: кузина Аннета будет столь обходительна и мила, что пришлет тебе с полевой почтой цветок иван-чая. Эх! Мне бы твои заботы, малой!

— Я так и сделаю, — оживился Шарль-Анри, — Спасибо за идею, барон.

— Я ж еще не все мозги пропил, — вздохнул Оливье, — Помню, была стена старого замка, разрушенного еще при Ришелье. Мне нет надобности говорить вам об эдикте Ришелье двадцать шестого года.

— Против дуэлей, — сказал Гугенот.

— Не только. Господин кардинал издал в том же приснопамятном двадцать шестом году `'Декларацию о снесении замков' .

— К чему ты клонишь? — спросил Рауль.

— К тому, что на наших землях был такой архитектурный объект. Построенный Бог весть когда, при Ришелье уже разрушенный. Мятежный барон де Невиль — это мой родитель — сбежал от всесильного