выматерился с солдатской простотой – опять нарывался, однако страж насильно приставил его к стене и наскоро ощупал одежду и карманы.

– Иди вперед!

Его привели в кабинет на четвертом этаже, посадили на стул перед пустым столом. Поигрывая дубиной, охранник маячил за спиной, ждал хозяина. Не зря все-таки два года качал мышцы! Небольшая прогулка по коридорам и лестницам восстановила нарушенное движение мышц и их силу. Только бы сняли наручники, чтобы отошли руки…

Вошел хозяин – тонкий, узкоплечий человек в огромных очках, по пути к столу хмуро распорядился:

– Наручники снять.

Охранник разомкнул челюсти железных браслетов, козырнул и скрылся за дверью. Кирилл усиленно растирал отекшие руки.

– Ерашов Кирилл Владимирович?

– Я! – откликнулся Кирилл.

– Руководство приносит вам официальные извинения за незаконное задержание, – проговорил очкастый, глядя в сторону. – Вы сами виноваты. Нашего сотрудника смутило ваше неадекватное поведение.

– Какое? – задиристо спросил Кирилл.

– Неадекватное! – раздраженно повторил очкастый. – Все, вы свободны. В соседнем кабинете получите вещи, отобранные при обыске.

– Нет, погодите! – взъярился Кирилл. – Мне ваши извинения!.. Где тело моего брата?

Очкастый сжал губы, приблизился к нему вплотную:

– Нам это неизвестно.

– Вам все здесь известно!

– Не знаю, где тело вашего брата, – отчетливо выговорил очкастый. – Я не стрелял по Белому дому. Вы – стреляли! Должно быть, и известно вам больше. Идите, ка-пи-тан…

Очки его словно увеличили ненависть в глазах, к нему, к Кириллу, ненависть, тяжелую, как ртуть, и холодно застывшую. Она гасила его ярость сильнее, чем резиновые дубинки охранников.

Может, и били его из ненависти…

Кирилл вышел из подъезда на пустую ночную улицу и только тут вспомнил, что еще действует в Москве комендантский час и центр города наверняка кишит патрулями. И сразу понял, что его специально выпустили ночью, чтобы подставить под дубинки ОМОНа. Кирилл обернулся к зданию, погрозил кулаком:

– Хорошо!

И, не скрываясь, побежал по тротуару. Москва, словно огромная рыбина, заглотившая добычу, стояла на стремнине и слегка шевелилась жаберными крышками, пропуская воду; стояла с остекленевшими глазами, прислушиваясь к своему чреву, где переваривалась невидимая пища, где происходила незримая и мучительная работа. А мелкие рыбешки, проплывая мимо, принимали ее за мертвый камень…

Кирилл бежал с ожиданием окрика «Стой!» либо выстрелов в спину, однако скоро стал задыхаться – дубинки охранников не прошли даром. Он остановился, и приступ глубокого астматического кашля скрутил его пополам. Отплевавшись, он с трудом унял его и вытер губы – на ладони была кровь…

И эта своя кровь словно привела его в чувство. Он забрел в какой-то двор, протиснулся между мусорных баков и сел на пустой ящик. Долго держался, чтобы не курить, и, едва закурив, ощутил, как вместе с дымом закружился в легких щекотливый позыв к кашлю.

С окончанием комендантского часа он вышел на улицу, с трудом остановил машину и за большие деньги поехал домой. Он чувствовал усталость во всем теле, а вместе с ним как бы и ярость притомилась в крови и сознании. Он хотел только спать, а выспавшись, не знал, что станет делать дальше. Привыкший все время думать о будущем, так или иначе рассчитывать свой следующий шаг, сейчас он был лишен этой способности вместе с больной памятью прошлого. Суть всей жизни очень емко укладывалась в текущую минуту, и она, как лучик лазерного прицела, скользила в пространстве, выискивая цель.

Он едва поднялся на двенадцатый этаж: стариковские одышка и кашель мучили его на каждом марше. Он открывал мусоропровод и сплевывал кровь. С ключами наготове Кирилл подошел к своей двери и остановился.

На крашеной железной двери была надпись: «Здесь живет убийца».

Не веря глазам, он потрогал рукой буквы, написанные ярким суриком: краска еще не просохла и липла к пальцам.

– Хорошо, – проронил он и сел на ступеньку лестницы.

И затылком почувствовал рдеющие красные буквы.

Частная машина, на которой он приехал сюда, стояла у обочины.

– Поехали? – спросил Кирилл.

– Поехали! – довольно отозвался частник и отщелкнул кнопку на двери. – Что, здесь облом?

– Облом, – подтвердил он. – Гони к трем вокзалам.

– Что-то плохо выглядишь, командир, – посочувствовал частник, выруливая на пустынную по-утреннему магистраль. – Не заболел?

– Нет, я брата убил, – признался Кирилл.

– Брата?.. Шутка, что ли? – натянуто улыбнулся частник. – Впрочем, да, по лицу видно, убил кого-то…

Руки на баранке стали нервными, хотя он не показывал виду.

– Не бойся, тебя не трону, – успокоил Кирилл. – Свези на вокзал.

– Да уж не убивай, – попросил частник. – Я извозом промышляю… От нужды, трое детей, жена по сокращению… Вообще-то я кандидат технических наук, в оборонке работал. Не «жигуль» этот – с голоду бы сдохли… Я утром выезжаю – жена целый день трясется. Сейчас многие убивают, сажать страшно… Посадишь и сам трясешься.

– Не трясись, не убью, – еще раз заверил Кирилл. – И заплачу. У меня денег много.

– Затрясешься тут. – Один глаз его смотрел на дорогу, другой на Кирилла. – Затылок холодит…

– Если боишься – высади…

Он мгновение подумал и уже ногу сбросил с педали газа, однако вновь наддал.

– Ладно… Сколько заплатишь?

– Двести.

– Свезу, командир, – согласился частник. – За что брата-то…

– Ни за что…

– Сейчас много ни за что убивают. Человеческая жизнь потеряла свою цену. Когда жизнь дорожает – человек дешевеет. При коммунистах люди дороже были. Чуть какого диссидента еще только арестуют – на Западе визгу! Американцы готовы авианосец к нашим берегам поставить. Тоже ценили наших. А теперь вон средь бела дня из орудий расстреливают – хоть бы кто слово сказал. Полная поддержка. Мусор у нас стал, а не народ.

– Это я стрелял, – признался Кирилл.

– Где – стрелял? Куда?

– По Белому дому, среди белого дня…

Частник недоверчиво посмотрел, покачал головой, пожал плечами:

– Не пойму никак… Шутишь или нет?

– Спать хочу, – вдруг сказал Кирилл. – Глаза закрываются…

– Лучше поспи! – одобрил частник. – А то я от разговоров вспотел весь…

Он дотерпел все-таки до вокзала, рассчитываясь, сказал осмелевшему частнику:

– Фамилия моя – Ерашов, запомни. Потом, когда станет все известно, обязательно услышишь. Детям расскажешь – убийцу подвозил.

– Запомню, – пообещал тот, защелкивая дверь.

В электричке лучик прицела скользнул по головам пассажиров и угас.

Его разбудила какая-то женщина. Электричка стояла на городском вокзале, мгновенно перемещенная в пространстве. Кирилл вышел на перрон, зажмурился от яркого солнца и, смаргивая солнечные зайчики в глазах, побрел по направлению к Дендрарию. Только сейчас боль в избитом теле начала проявляться всей