оружие, но этот автомат с коротким хищным стволом, сделанный не для войны, не для позиций и солдатских рук, не для защиты отечества, вдруг потерял всякую эстетическую форму, которым обладало оружие. Им нельзя было любоваться как произведением технической мысли. Он был создан для близкого боя, для стрельбы в тесноте помещений, городских улиц и в толпе. Он напоминал бандитский обрез…

Он становился символом времени, как когда-то – трехлинейная винтовка в революцию и короткоствольный кавалерийский карабин – в гражданскую войну.

Гражданская война любила короткие стволы…

Аристарх Павлович повесил автомат и вытер руки.

– Тоже хочется взять? – вдруг спросил раненый.

– Нет, не хочется! – резко ответил Аристарх Павлович. – Вы стреляете друг в друга, а я, как похоронная команда, тела ищу. И найти не могу! Похоронить некого! Даже могил ерашовских не будет…

– Ну, извини, отец, – смутился раненый. – Я понимаю…

– Ничего ты не понимаешь! – отрезал Аристарх Павлович. – Спросите Олега, кто были Ерашовы в России? Почему их род просуществовал триста лет? Это только по документам! А до этого – сколько? Не потерялся, не рассыпался, не сгинул в опале!.. И почему прошлая революция раздавила всю семью, почти все корни вырвала?.. И почему теперь эта, нынешняя, опять уничтожает Ерашовых? И уничтожит, если начнется большая кровь! Вот на сей раз уж и корешка не останется!.. А подлые выживут! Подлые не стреляются и в отставку не уходят!

– Мы – навоз, – вдруг признался Николай. – В землю уйдем, как удобрение. На нас вырастет новая Россия.

Аристарх Павлович посмотрел на Олега: вот чьи слова он вчера повторил…

– А если чертополох вырастет? – спросил он. – Сорняк навоз любит!.. Нет, господа офицеры, мы не навоз. С таким сознанием хорошо в атаку ходить, не страшно умирать: вроде бы цель есть. А жить с этим невозможно.

– Олег, сейчас ты уйдешь вместе с отцом, – приказным тоном сказал Николай.

– Если сейчас Кирилла… нет в живых – я не уйду, – глядя в стол, проговорил Олег. – Теперь брата нет на той стороне. Дайте мне автомат.

– Уйдешь, потому что кто-то должен жить, – проговорил Николай жестким, металлическим голосом. – Отец прав.

– В таком случае уходите вы, – заявил Олег. – У вас есть семьи, дети – я один.

– Нам нельзя сейчас выходить, – терпеливо сказал Николай. – Зверь еще помнит вкус крови… Ты же свободен, можешь жить легально и безбоязненно.

– А как жить? – спросил он у всех. – Даже церковь сделали политической игрушкой. С каким сознанием мне жить, если даже патриарх – клятвопреступник? Он же заявил – кто первый начнет стрелять возле Белого дома, того он предаст анафеме. Слово Святейшего!.. Правительство стало первым, а где же анафема ему? Где патриарший гнев?..

– Все равно оружия не получишь! – отрезал Николай. – Уходи.

– Так, – промолвил Олег. – Выходит, мне вообще места нет в этом мире? Опять я не вписываюсь ни в какую систему… Что же, пойду за Кириллом.

Аристарх Павлович обнял его, прижал голову к плечу:

– Ты что? Дурачок… Ну что ты вскипел? Места тебе нет… И хорошо, что ни в одной системе нет тебе места. А было бы? Какая ты тогда личность? Какой боярин? Бо ярый муж…

– Слушай, Олег, – спохватился Николай. – Возле дома часовня была, под открытым небом. Крест деревянный стоял, иконы в полиэтилене. Там священник служил, красивый человек, по говору – украинец, отец Виктор. Его сразу же убили, в первые минуты, намотали на гусеницы… И крест с иконами из КПВТ… расстреляли. А потом все бэтээрами разутюжили… Пойди поставь снова крест, ты же верующий. Ставили же раньше храмы на крови. В Питере стоит, где царя убили… Поставь и молись за нас.

– Плохой я молельник, – признался Олег. – Если душа к оружию тянется – не к Богу…

– Какой есть, – согласился Аристарх Павлович. – Где нам других искать?.. Вот на это дело я тебя благословлю.

– Мы Кирилла поищем, – заверил Николай. – Лес сейчас пустой, грибников нет. Заодно места разведаем… Вот уж никогда не думал, что придется искать человека, который стрелял в меня.

– Что же мне делать? – неведомо у кого спросил Олег.

– Пока ищи брата, – сказал Аристарх Павлович. – Ты все-таки ходил здесь, дороги знаешь. Я обойду Дендрарий и бор за озером.

– Да не об этом я. – Олег покачал головой. – Что потом искать? Кого и где?.. Как там Аннушка?

– Видел же вчера – нос заострился, не ест, не пьет. – Аристарх Павлович собрался уходить. – Лежит и читает книги бабушки Полины. О Кирилле еще не знает. И упаси Бог кому сказать, пока не найдем.

Он поднялся по вентиляционной шахте, вдохнул свежего холодного воздуха. Николай устроился на своем посту – между досок, покрытых мхом и листьями, едва заметна была его голова в камуфляжной кепке.

– Вы бы днем отсыпались, – предложил ему Аристарх Павлович. – Что здесь стоять, мерзнуть.

– Знаешь, отец, после Белого дома у меня боязнь замкнутого пространства, – смущенно признался Николай. – Не могу долго в стенах. Я и сплю здесь стоя…

Вечером того же дня приехала Вера. С порога Аристарх Павлович заметил – что-то подломилось в ней. Она делала вид, что по-прежнему боевая, деятельная и неунывающая, но это был только вид. Один на один Аристарх Павлович рассказал ей все без утайки, в том числе и об офицерах, которые скрываются на аэродроме, об Олеге и о своих подозрениях в отношении Кирилла и пропавшего кольта. Вера лишь мрачнела, съеживалась и неожиданно становилась беспомощной, слабой и потому женственной.

– Я устала, – вдруг сказала она. – Ничего не соображаю. Мне нужно поспать, с ног валюсь…

А утром Аристарх Павлович не узнал ее. Вера вновь была решительной, смелой и независимой. Она успела сделать высокую, красивую прическу, сменила бордовый костюм на строгий черный, движения стали резкими, а мысль стремительной.

– Сделаем так, отец. Вместе пойдем на аэродром к боевикам, Олега вернем домой, а этим предложим сложить оружие и явиться с повинной, – заявила она. – Потом организуем поиск Кирилла, привлечем комендатуру и милицию. Откуда у Кирилла пистолет – ты не знаешь.

– Знаю, – терпеливо сказал Аристарх Павлович. – Кольт мой, незаконно хранил…

– Аристарх Павлович!.. Доверься моему опыту, – сощурившись, проговорила она. – Вот посмотришь, никто не пострадает. Все обойдется.

– Обойдется только для тебя, Вера. Тебе простят мятежного брата, и больше не будет неприятностей. Для остальных – трагедия…

– Только не нужно преувеличивать! – недовольно заметила она. – Трагедия!.. Отсидят по году – по амнистии выйдут. Амнистия будет.

– А за что им сидеть? За что с повинной являться? – не сдержался Аристарх Павлович. – За то, что с оружием в руках защищали закон?.. Ничего не понимаю! Дурдом! Ты же юрист, Вера! Когда ты мне по телефону брякнула – закон никому не нужен, – я действительно поверил в диктатуру.

– Никакой диктатуры нет, это красная пропаганда!

– И закона нет!

– Уголовный есть!

– Ну, уголовный и при диктатуре есть! Причем такой уголовный!..

– Аристарх Павлович, давай не будем, – примирительно сказала Вера. – Ты же все понимаешь: фашисты пытались взять власть. И не будем.

– Алеша тоже фашист?

Она помолчала, бросила вскользь:

– Какой из Алеши фашист? Неудачник…

– Вот как? – покачал головой Аристарх Павлович. – А мне кажется, удачник. Дважды горел – выжил. В войне выжил, дома погиб. Потому что там он воевал, а здесь его убивали. Родной брат… Но он ведь тоже не фашист, правда?

– Кошмар какой-то, – призналась она. – Что ты предлагаешь?