будет состояние у Кирилла, когда он получит письмо от невесты. Чего доброго, бросит службу и примчится…

– Ты напрасно ему написала об этом, – пожалел старший Ерашов. – Потом бы лучше рассказала… Он же взбесится там!

– А что мне оставалось делать, Алеша? – со слезами в голосе сказала Аннушка. – Олегу нельзя уходить в монастырь, пусть он живет дома. Лучше я уеду…

– Нет! – заявил Алексей и встал. – Вы с Кириллом – моя надежда. Не разрушайте дом, он еще не построен… Понимаешь, о чем я говорю?

– Понимаю… – проронила она. – Только не прогоняй Олега. Он пропадет.

Сначала он хотел немедленно поговорить с братом, но в последнюю минуту передумал и решил посоветоваться с Аристархом Павловичем. И тот, еще не дослушав Алексея, неожиданно его огорошил:

– Я все вижу. И давно вижу.

– Но что же ты молчал?

– А что сказать, если любит? Не можем же мы запретить ему. Что наши запреты, разговоры?.. И прогонять нельзя!

– Что же нам делать? – подавленно спросил старший Ерашов.

– Не знаю, – вымолвил Аристарх Павлович. – Лучше ничего не делать. Жизнь мудрее нас, пусть она сама рассудит. Вмешаемся, будет еще хуже. В любви виноватых нет.

Старший Ерашов отыскал Олега на озере. Тот сидел на мостках, сжавшись в комок, косица на голове развязалась, и ветер трепал тонкие, мягкие волосы. Вдруг стало невыносимо жаль его, как тогда, в детском доме. Только сейчас не было обидчиков, которых можно наказать и тем самым защитить брата от несправедливости.

Алексей сел с ним рядом – Олег словно и не заметил его, глядя на темную осеннюю воду.

– Как помочь тебе, брат? – спросил он.

Олег посмотрел на него с сожалением, но сказал трезво, со скрытым упрямством в голосе:

– Ничего, я сам. Спасибо, Алеша.

– Что ты собираешься делать?

– Я все равно не уеду!

– Тебя никто не гонит…

Он вдруг поверил в откровенность старшего брата, расслабился, подобрел, хотя осталась еще какая-то задиристая нота.

– Никто не гонит, но никто мне и не радуется… Правда же?

– Правда…

– Ну вот… А все равно останусь здесь, возле Аннушки! Думайте обо мне что хотите.

Старший Ерашов попытался поймать взгляд брата – тот снова смотрел на воду.

– Аннушка – невеста твоего родного брата. Ты понимаешь это?

– Понимаю… Но ведь только невеста – не жена, – отпарировал он. – Невесту отбить не грех.

– Но ведь у брата отбить! – возмутился Алексей.

– Не кричи, Алеша, – мягко сказал Олег. – Если бы Кирилл любил ее… А он не любит.

– Откуда ты можешь знать – любит, не любит?..

– Вижу… Аннушка ему нравится, потому что очень красивая, – уверенно заявил брат. – А я люблю ее, Алеша. И теперь вся моя жизнь будет только около нее и ради нее. Даже грешить стало не страшно… Безумие!

– А ты о ней подумал? Каково ей от твоей любви? – Старший Ерашов развернул брата к себе. – Ты ее хочешь осчастливить? Или только себя?

– Я знаю, эгоизм – это отвратительно… Да пойми меня, Алеша! Я ведь ожил от своей любви, вдруг понял весь смысл жизни. И если бы понимал это раньше – никогда бы ни мячиков не кидал, не искал бы правды, не жаждал бы истины… Мне сейчас даже в монастырь нельзя. Я же Богу теперь служить не смогу – ей стану служить, о ней думать, на нее молиться. – Он уже не искал взгляда брата. – Алеша! Алеша!.. Послушай меня… Моя любовь – не грех… Прошу тебя, отнесись серьезно, не посчитай, что я – сумасшедший. Понимаешь, Аннушка – святая и непорочная. Но она пока слепая! Кирилл увлек ее, очаровал; он интересный парень, он сильный, смелый и красивый. Такие парни нравятся девушкам, умеют себя вести с ними. И Аннушка только это и увидела в нем. Но уверяю тебя, и она не любит Кирилла! Это не любовь, это такая пелена, которая слепит…

– Опять все это твой эгоизм! – отрезал Алексей. – Ты очень легко рассуждаешь…

– Нет, Алеша! – Олег поймал его руки. – Пойми, пойми меня!.. Я очень люблю Кирилла как брата и желаю ему добра! Вот тебе крест!.. Но если они поженятся – будет трагедия для них обоих. И для нас! Не торопись, выслушай меня… Однажды Аннушка прозреет и увидит, что ошиблась. Но ничего не вернуть! А если Кирилл ее потеряет сейчас – не будет трагедии. Он ее скоро забудет, потому что не любит. Красивых женщин много… Одна надежда на тебя, Алеша! Если ты не поймешь – никто не поймет меня сейчас, даже Аннушка. Ее нужно спасти! Неужели вы не видите: она же святая! Ну пожалуйста, вглядитесь, увидьте! Это же не так трудно. Неужели ты не чувствуешь, какая Божественная благодать исходит от нее?!

– Да, – протянул старший Ерашов. – Теперь и я вижу – ты любишь ее.

Олег помотал головой, сказал горько:

– Ты не понял, Алеша… Это больше, чем любовь к женщине. Ведь и она меня не понимает! Я люблю ее, как Святую Деву!.. Ну как тебе все объяснить? Вот когда люди увидели Христа, не все же сразу увидели в нем Сына Божьего, не все поверили. И теперь всякий раз, когда к нам приходит святой, мы не узнаем его, мы принимаем его как простого смертного… А я увидел ее! Она пришла в наш мир не случайно. Она явилась, чтобы исполнить свою миссию, – все говорит об этом. Но какую – мне страшно подумать! И сказать боюсь… Я и в своей любви вижу Промысел Божий. Встану на молитву, молюсь, чтобы Господь спас ее, а мне в ухо будто кто-то шепчет – сам спаси ее, спаси, спаси…

Алексей ощутил, как ознобило спину: в крике брата он слышал и безумие, и голос истины одновременно. Разум противился, но душа холодела от страха, будто он сейчас слышал то, что нельзя ему было ни слышать, ни знать…

– И я должен спасти ее, – продолжал Олег. – Уберечь от всех случайностей, пока она еще слепая. Признаюсь тебе: однажды я уже хотел увезти ее отсюда, когда на вас напали рэкетиры. В Архангельскую область, я там в лагере сидел… Места видел удивительные, первозданные, а люди все белые и чистые. Она не поехала, потому что еще не осознала, кто она… Видно, еще не пришел срок, и ей нужно пожить здесь зачем-то, а значит, и мне… Я знаю, ты мне сейчас не веришь, потому что в это сразу трудно поверить. Но ты смотри на Аннушку и все время думай, что я говорю.

– Хорошо, – вымолвил старший Ерашов, путаясь в своих мыслях и чувствах. – Мне в самом деле трудно все это осмыслить…

– И ты думаешь, что я – сумасшедший? Если откровенно?

– Да, думаю, – признался он.

– Иногда мне тоже кажется, я сошел с ума, – проговорил Олег. – В голове не укладывается, думаю, ересь ведь, грех… А душа все принимает и радуется… Она уже была здесь, и ее однажды не признали и не спасли. Ты видел надгробие Варвары Николаевны на кладбище?

– Видел…

– Теперь вспомни, на кого она похожа? Только ведь слепой не увидит…

– Значит, я слепой, – проронил Алексей. – Не помню…

– Будешь в городе – посмотри, – посоветовал Олег. – И сразу многое поймешь… Она пришла к нам, в этот дом, но ее не уберегли. Она ведь умерла от того, от чего простые смертные не умирают – от тоски. Неужели и в этот раз не убережем?

Он словно гвоздей набил этих вопросов, и старший Ерашов последние дни перед отъездом не мог избавиться от навязчивых размышлений. Он вглядывался в Аннушку, наблюдал за ней, следил за каждым движением, ловил каждое слово и тонул в противоречивых чувствах. То казалось, она обыкновенная, ничем особенно не примечательная, разве что все время печальная – и это объяснимо! – да, внешне красивая, изящная в движениях от природы. Но вдруг чудилось, что за всем этим существует нечто ускользающее от разума: он поймал себя на мысли, что утром, пока не увидит Аннушку, ему почему-то беспокойно, что его