Если с рассвета считать, и усталые молят селяне,
Чтобы отрадный срок распрягать быков наступил уж, —
К этому часу вспахал не знающий устали пахарь
Четырехдольное поле до края. Быков он из плуга
Выпряг и так припугнул, что в равнину они убежали.
Сам же обратно пошел к кораблю, пока еще пусты
Борозды были, как видел он, от землеродных. Друзья же,
Вкруг обступив, ободряли его. Из реки зачерпнувши
Шлемом воды, утолил он жажду свежею влагой,
Мощным, возжаждав борьбы, подобный вепрю, который
Острые точит клыки на охотников, и в изобилье
У разъяренного пена стекает на землю из пасти.
А между тем по ниве по всей землеродное племя
Заколосилось, и густо усеялся колкой щетиной
Копий заостренных, крепких щитов и сверкающих шлемов
Мужеубийственный бога Ареса удел, и сверканье,
Снизу поднявшись, достигло по воздуху высей Олимпа.
Так, если выпадет вдруг обильный снег, и внезапно
Яркие звезды тогда, в ночи все вместе собравшись,
Вновь начинают сиять среди мрака; так же сияли,
Щедрым взойдя из земли урожаем, ряды землеродных.
Вспомнил тут сразу Язон хитроумной Медеи советы,
Поднял проворно с земли он камень большой, кругловидный, —
Диск Эниалия, бога Ареса. Его и на малость
Четверо юных мужей с земли приподнять не могли бы,
Он же рукою схватил и метнул далеко в середину,
Кверху подпрыгнув, а сам за щитом в стороне притаился,
В пору, когда среди скал островерхих волны грохочут.
Оцепенел в изумленье Эит, увидав, как тяжелый
Брошен был диск. Землеродные, псам подобно проворным,
Прыгали камня вокруг и, рыча, поражали друг друга;
На материнское лоно земли от копий своих же
Падали часто они, как дубы или сосны от ветра.
Словно как яркая с неба звезда по эфиру несется,
Путь озаряя огнем, на диво людям, что видят,
Как она мчится, сияя, по воздуху, полному мрака, —
Меч он из ножен извлек обнаженный и стал без разбора
Ранить, сжиная одних, что на свет поднялись лишь до чрева
Или до чресел, других, что уже до колен поднялися,
Третьих, что только что на ноги встать успевали, четвертых,
Кто уже мчался бегом, на слезную брань устремляясь.
Как земледелец, когда на границе война возгорелась,
В страхе, чтоб раньше враги не успели пожать его ниву,
Жадно схватив изогнутый серп, что недавно наточен,
Хлеб недозрелый с поспешностью жнет, ожидать не желая,
Так и Язон подрезал землеродных всходы, и кровью
Борозды были полны, как водою канал водоточный.
Пали, кто книзу лицом, в неровные комья зубами
Крепко впиваясь, кто — навзничь, иные — склонившись на руку
Или же на бок, на чудищ морских огромных похожи.
Многие, раны приняв до того, как у них отделились
Ноги от почвы, легли во весь рост, — насколько успели
Вырасти, — к полю склонясь головой тяжелой, незрелой.
Словно побеги дерев, когда сильный ливень обрушит
Сломаны, — труд садоводов упорный, — и сразу унынье
И смертельная скорбь на сердце нисходит владельца
Тех насаждений, питателя их. И так же спустилось
Тяжкое горе в тот миг на душу владыки Эита.
В город он с колхами вместе обратной поехал дорогой,
Думой исполнен одной — как героям противиться дальше.
День угасал… В этот день был Язоном свершен его подвиг.
Ныне, богиня, ты мне про помыслы и про страданья
Девы колхидской скажи, о Муза, дочерь Зевеса.
Ум мой в сомненье большом, меж двух колеблется мыслей:
То ли сказать про несчастья ее от любви безотрадной,
То ли про бегства позор, как страну она бросила колхов.
Что до Эита, то вместе с муллами, что были в народе
Лучшими, целую ночь он горькую гибель героям
В доме своем измышлял: нежданный исход испытанья
Страшного гневом томил его душу, и думал владыка,
Гера же в сердце Медеи мучительный страх возбудила,
И трепетала она, словно легкая лань, что в чащобе
Леса трепещет, напугана псов оглушительным лаем.
Сразу она поняла, без ошибки, что тайной не будет
Помощь ее и злые терпеть ей беды придется.
Также боялась она соучастниц служанок. Горели
Очи Медеи огнем, и шум в ушах раздавался.
Часто за шею хваталась она, рвала то и дело
Светлые пряди волос и жалобно в скорби стонала.
Зелья вкусив, и тщетными стали бы замыслы Геры,
Если б тогда не подвигла богиня смятенную деву
С Фрикса сынами бежать. В груди ее дух окрылился
Радостью. Мысль изменив, она все травы немедля
Ссыпала в ларчик обратно с груди; с поцелуем припала
К ложу затем и к двустворных дверей косякам; прикоснулась