Никто из нас не говорит, живя без бед,
Что счастием своим судьбе обязан он;
Когда же к нам заботы и печаль придут,
Готовы мы сейчас во всем винить судьбу.
Двадцать два года прожить не успев, уж устал я от жизни.
Что вы томите, за что жжете, Эроты, меня?
Если несчастье случится со мною, что станете делать?
В кости беспечно играть будете вы, как всегда.
В жизни какую избрать нам дорогу? В общественном месте —
Тяжбы да спор о делах, дома — своя суета;
Сельская жизнь многотрудна; тревоги полно мореходство.
Страшно в чужих нам краях, если имеем мы что,
Если же нет ничего, — много горя; женатым заботы
Не миновать, холостым — дни одиноко влачить;
Дети — обуза, бездетная жизнь неполна; в молодежи
Благоразумия нет, старость седая слаба.
Право, одно лишь из двух остается нам, смертным, на выбор:
Иль не родиться совсем, или скорей умереть.
Есть для любви и для брака пора и пора для покоя.
Прочь от лачуги моей убегайте, подпольные мыши!
Вас не прокормит пустой ларь Леонида. Старик
Рад, коли есть только соль у него да два хлебца ячменных, —
Этим довольными быть нас приучили отцы.
Что же ты, лакомка, там, в уголке, понапрасну скребешься,
Крошки от ужина в нем не находя ни одной?
Брось бедняка и беги поскорее в другие жилища,
Где ты побольше себе корма добудешь, чем здесь.
Дорогой, что в Аид ведет, спокойно ты
Иди! Не тяжела она для путника
И не извилиста ничуть, не сбивчива,
А так пряма, ровна и так полога вся,
Что, и закрыв глаза, легко пройдешь по ней.
Не подвергай себя, смертный, невзгодам скитальческой жизни,
Вечно один на другой переменяя края.
Не подвергайся невзгодам скитанья, хотя бы и пусто
Было жилище твое, скуп на тепло твой очаг,
Хоть бы и скуден был хлеб твой ячменный, мука не из важных,
Тесто месилось рукой в камне долбленом, хотя б
К хлебу за трапезой бедной приправой единственной были
Тмин, да полей у тебя, да горьковатая соль.
Право, достойны фракийцы похвал, что скорбят о младенцах,
Происходящих на свет из материнских утроб,
И почитают, напротив, счастливым того, кто уходит,
Взятый внезапно рукой Смерти, прислужницы Кер.
Те, кто живут, те всегда подвергаются бедствиям разным —
Тот же, кто умер, нашел верное средство от бед.
Звезды и даже Селены божественный лик затмевает
Огненный Гелий собой, правя по небу свой путь.
Так и толпа песнопевцев бледнеет, Гомер, пред тобою,
Самым блестящим огнем между светилами Муз.
Дивный Гомер здесь лежит, который Элладу прославил;
Происходил он из Фив,475 города с сотней ворот.
Многие молвят, Гомер, что вскормлен ты был Колофоном,
Иос и Хиос зовут часто отчизной твоей,
Смирну, чарующий град, или славный предел Саламинский,
Или Фессалии край, матерь лапифов. Хотят
Прочие все города быть твоей повивальною бабкой,
Я же хочу огласить Феба разумную речь:
Небо великое было отцом, и не женщиной смертной
Был ты на свет порожден. Ты — Каллиопы дитя.
— Хиос тебя породил? — О нет! — Или Смирна? — Да нет же!
— Ты в Колофоне рожден? В Кимах отчизна твоя?
— Нет, и не здесь и не там. — Ну, тогда ты пришел с Саламина?
— Нет, не оттуда. — Скажи, где же твой город родной!
— Я не скажу. — Почему же? — Как только его назову я,
Прочие все города станут враждебными мне.
Музы тебя, Гесиод, увидали однажды пасущим
В полдень отару овец на каменистой горе
И, обступивши кругом, всей толпою, тебе протянули
