Дальше-то что? Если бог уничтожит вконец человека,
Разве награда ему будет за это дана?
Ночь, священная ночь, и ты, лампада, не вас ли
Часто в свидетели клятв мы призывали своих!
Вам принесли мы обет: он — друга любить, а я — с другом
Жить неразлучно — никто нас не услышал иной.
Где ж вероломного клятвы, о ночь!.. Их волны умчали.
Ты, лампада, его в чуждых объятиях зришь!
Утро, враждебное мне! Что так рано ты встало над ложем?
Только пригреться успел я на груди у Демо.
Свет благодатный, — который теперь мне так горек! — о, лучше б,
Быстро назад побежав, снова ты вечером стал.
Было же прежде, что вспять устремлялся ты волею Зевса
Ради Алкмены456 — не нов ход и обратный тебе.
Утро, враждебное мне! Что так тихо ты кружишь над миром
Нынче, когда у Демо млеет в объятьях другой?
Прежде, как с нею, прекрасной, был я, ты всходило скорее,
Точно спешило в меня бросить злорадным лучом.
Сбегай, Доркада, скажи Ликениде: «Вот видишь — наружу
Вышла неверность твоя: время не кроет измен».
Так и скажи ей, Доркада. Да после еще непременно
Раз или два повтори. Ну же, Доркада, беги!
Живо, не мешкай! Справляйся скорей. Стой! Куда же, Доркада,
Ты понеслась, не успев выслушать все до конца?
Надо прибавить к тому, что сказал я… Да что я болтаю!
Не говори ничего… Нет, обо всем ей скажи,
Не пропусти ни словечка, Доркада… А впрочем, зачем же
Я посылаю тебя? Сам я с тобою иду.
Звезды и месяц, всегда так чудесно светящий влюбленным!
Ночь и блужданий ночных маленький спутник-игрун!
Точно ль на ложе еще я застану прелестницу? Все ли
Глаз не смыкает она, жалуясь лампе своей?
Или другой обнимает ее? О, тогда я у входа
Этот повешу венок, вянущий, мокрый от слез,
И надпишу: «Афродита, тебе Мелеагр, посвященный
В тайны твои, отдает эти останки любви».
Все раздается в ушах моих голос Эрота, и слезы
Сладкие, жертва любви, падают тихо из глаз.
Сердце не знает покоя ни ночью, ни днем — постоянно
Чар пережитых следы власть сохраняют над ним.
Скоро умеете вы налетать, о крылатые боги!
Сразу же прочь отлететь, видно, не можете вы.
Мирты с весенним левкоем сплету я и с нежным нарциссом,
Лилий веселых цветы с ними я вместе совью,
Милый шафран приплету и багряный цветок гиацинта
И перевью свой венок розой, подругой любви, —
Чтоб, охватив волоса умащенные Гелиодоры,
Он лепестками цветов сыпал на кольца кудрей.
Сжалься, Эрот, дай покой наконец мне от страсти бессонной
К Гелиодоре, уважь просьбу хоть Музы моей!
Право, как будто твой лук не умеет и ранить другого,
Что на меня одного сыплются стрелы твои.
Если убьешь ты меня, я оставлю кричащую надпись:
«Странник, запятнан Эрот кровью убитого здесь».
Пчелка, живущая соком цветов, отчего так, покинув
Чашечки луга, к лицу Гелиодоры ты льнешь?
Хочешь ли тем показать, что и сладких и горьких до боли
Много Эротовых стрел в сердце скрывает она?
Если пришла мне ты это сказать, то лети же обратно,
Милая! Новость твою сами мы знаем давно.
Вот уж левкои цветут. Распускается любящий влагу
Нежный нарцисс, по горам лилий белеют цветы,
И, создана для любви, расцвела Зенофила, роскошный
Между цветами цветок, чудная роза Пифо.
Что вы смеетесь, луга? Что кичитесь весенним убором?
Краше подруга моя всех ароматных венков.
Быстрый мой вестник, комар, полети, на ушко Зенофиле,
Нежно коснувшись его, эти слова ты шепни:
«Он тебя ждет и не может уснуть, а ты, друга забывши,
Спишь!..» Ну, лети же скорей, ну, песнопевец, лети!
Но берегись! Потихоньку скажи, не то мужа разбудишь:
С мужем воспрянут тотчас ревности муки с одра.
Если ж ее приведешь, то в награду тебя я одену
Львиною кожей и дам в руки тебе булаву.457
