В песнях Анакреон источает нектарные росы,
Но элегических строк мил и несеяный сев.
Чертополох луговой колючие волосы вздыбил —
В нем уделил Архилох каплю от глубей своих.
От Александра в венке — ростки молодые оливы,
Вот майоран, любимец певцов, в стихах Полистрата;
Вот финикийский кипрей из Антипатровых рук.
Вот и сирийский нард, остистыми листьями пышный, —
Дар от Гермеса — поэт, дар от поэта — цветок.
Это Гедил и с ним Посидипп, лепестки полевые;
Этот цветок на ветру сам возрастил Сикелид.
Не позабыта и ветвь золотая Платона-пророка:
В каждом листке у нее — благозакония свет.
Срезал Арат, пытатель небес, первородную вайю
Лотос, цветок Херемона, встречается с флоксом Федима,
Гибкий цветок-волоок с ними совьет Антагор.
Феодоридов тимьян любезен лозе виноградной;
Фаний с ним сочетал венчики синих пиан.
Много собрано здесь и недавних мусических всходов;
К ним приплетаю и я свой чуть раскрытый левкой.
Милым несу я друзьям дары мои: всем посвященным
В таинства сладостных Муз дорог словесный венок.
Брось свою девственность. Что тебе в ней? 3а порогом Аида
Ты не найдешь никого, кто полюбил бы тебя.
Только живущим даны наслажденья любви; в Ахеронте
После, о дева, лежать будем мы — кости и прах.
Сладок холодный напиток для жаждущих в летнюю пору;
После зимы морякам сладок весенний Зефир;
Слаще, однако, влюбленным, когда, покрываясь одною
Хленой, на ложе вдвоем славят Киприду они.
Я наслаждался однажды игрою любви с Гермионой.
Пояс из разных цветов был, о Киприда, на ней,
И золотая была на нем надпись: «Люби меня вволю,
Но не тужи, если мной будет другой обладать».
Трижды, трескучее пламя, тобою клялась Гераклея
Быть у меня — и нейдет. Пламя, коль ты божество,
То отвратись от неверной. Как только играть она станет
С милым, погасни тотчас и в темноте их оставь.
Долгая ночь, середина зимы, и заходят Плеяды.
Я у порога брожу, вымокший весь под дождем,
Раненный жгучею страстью к обманщице этой… Киприда
Бросила мне не любовь — злую стрелу из огня.
Сбегай, Деметрий, на рынок к Аминту. Спроси три главкиска,
Десять фикидий да две дюжины раков-кривуш.
Пересчитай непременно их сам! И, забравши покупки,
С ними сюда воротись. Да у Фавробия шесть
Розовых купишь венков. Поспешай! По пути за Триферой
Надо зайти и сказать, чтоб приходила скорей.
Прежде, бывало, в объятьях душил Археад меня. Нынче
К бедной ко мне и шутя не обращается он.
Но не всегда и медовый Эрот нам бывает приятен, —
Часто, лишь боль причинив, сладок становится бог.
Сердце мое и пиры, что ж меня вы ввергаете в пламя,
Прежде чем ноги унес я из огня одного?
Не отрекусь от любви. И стремленье мое к Афродите
Новым страданьем всегда будет меня уязвлять.
Нет, Филенида! Слезами меня ты легко не обманешь.
Знаю: милее меня нет для тебя никого —
Только пока ты в объятьях моих. Отдаваясь другому,
Будешь, наверно, его больше любить, чем меня.
Слаще любви ничего. Остальные все радости жизни
Второстепенны; и мед губы отвергли мои.
Так говорит вам Носсида: кто не был любим Афродитой,
Тот не видал никогда цвета божественных роз.
Я не обижу Эрота: он сладостен; даже Кипридой
Клясться готов я, но сам луком его поражен.
Испепелен я вконец, а он вслед за жгучей другую
Жгучую мечет стрелу без передышки в меня.
Вот он, виновник, попался, хотя он и бог окрыленный!
Разве повинен я в том, что защищаю себя?
Я ненавижу Эрота — людей ненавистник, зачем он,
Зверя не трогая, мне в сердце пускает стрелу?
