Весть, от пути отрешила Ирида проворные ноги,
К Гере пришла на Олимп, из моря поднявшись к богине.
Та же ее усадила поближе к себе и сказала:
«Выслушай, свет мой Фетида, о чем тебе жажду поведать,
Знаешь сама, как высоко героя я чту Эзонида
В сердце своем и прочих, что подвиги с ним разделяют,
Как их спасла я, когда они шли чрез бродячие скалы
Там, где страшно шумят огнем напоённые бури,
Где омывает волна морская крепкие скалы.
Ныне же трудный их путь лежит мимо Скиллы утеса,
С самого детства тебя, сама воспитав, я любила
Больше твоих сестер, что в море обитель имеют,
Ибо, хоть Зевс желал, ты все ж не дерзнула на ложе
С ним возлечь… Ведь он об одном всегда помышляет,
Как бы с бессмертной в любви сочетаться ему иль со смертной!
Но из стыда предо мной и в душе своей робость питая,
Ты ушла от него, и тогда дал он грозную клятву,
Что никогда ты не будешь женой бессмертного бога.
Все же глаз он с тебя не спускал, его избегавшей,
Что суждено тебе сына родить, который сильнее
Будет отца. Тогда, хоть любил он тебя, но оставил
Из опасенья, чтоб кто другой, ему равный, владыкой
В небе не стал, но власть бы его пребывала вовеки.
Мной для тебя из людей был найден в мужья наилучший,
Дабы могла восприять ты союза брачного сладость
И породила бы сына. Богов на пир созвала я
Всех, и потом своею рукой твой свадебный факел
Я подняла, дабы то было почести знаком приятным…
Сын твой прибудет когда в поля Элисийские, — сын твой,
Пестуют коего ныне в жилище Хирона-кентавра
Сонмы наяд, молока твоего хоть и жаждет душою —
Мужем Медеи там, Эита дочери, станет.
Ей ты, свекровь, окажи как невестке будущей помощь!
Также спаси и Пелея. Зачем твой гнев так упорен?
Он погрешил пред тобой, — но ведь грех и богов не минует!
Думаю я, что Гефест, моему послушный приказу,
Нынче не будет огонь выдыхать, а Эол, сын Гиппота,
Только спокойному дуть поручив, пока у феаков
В гавань они не войдут. Ты же дай им возврат безопасный!
Им уж ничто не грозит, кроме скал да волн необорных, —
Ты и сестры твои от них избавьте героев!
Также беспомощным им ты не дай ни с Харибдой спознаться,
Дабы она, их всех поглотив, с собой не умчала,
Ни в тайники ненавистные к Скилле — грозе величайшей
Вод Авзонийских — попасть, к той Скилле, которая Форку
Порождена Гекатой ночной и зовется Кратайей, —
Лучших героев. Туда направляй их корабль, где удастся
Им хоть на волос, но все ж уклониться от гибели горькой».
Молвила. Словом таким отвечала на это Фетида:
«Если утихнет и впрямь огня палящего сила,
Если ослабнет налет порывистой бури, то смело
Я могу обещать, что, хотя бы противились волны,
Вызволю судно, коль скоро шумливый Зефир будет веять.
Но отправляться пора мне в долгий путь бесконечный,
Чтобы сестер отыскать, помощниц в начатом деле,
Дабы в обратный путь чуть свет пустились герои».
Молвила так и, с эфира слетев, погрузилась в пучины
Темные моря и в помощь себе она кликнула прочих
Дев Нереид, сестер; они ж, ее голос услышав,
Все собралися тотчас; поведав им о наказе Геры,
Фетида их всех в Авзонийское море послала.
Молнии блеска быстрей и лучей, которые солнце
Мечет, всходя в небеса над краем земли отдаленным, —
По морю в путь пустилась она, пока не достигла
Их у ладьи обрела, — развлекались в то время метаньем
Диска и стрел герои… Пелея, сына Эака,
Кончиком пальца коснулась она, — он был ей супругом.
Видеть другие ее не могли, — лишь ему на мгновенье
Стала зримой Фетида и вот что герою сказала:
«Дольше здесь у брегов Тирренских не след пребывать вам,
Но с зарей корабля должны отрешить вы причалы,
Геры волю блюдя, сопоспешницы вашей. Согласно
Слову ее Нереевых сонм дочерей соберется,
Ваше они проведут. Для вас это путь наилучший!
Только смотри: никому моего не указывай тела,
Вместе с другими узревши меня. Запомни, — иначе
Больше еще меня прогневишь, чем прежде разгневал».
Молвила так и исчезла, в морские спустившись глубины.
Скорбь охватила его ужасная, ибо не видел
Он Фетиды с тех пор, как покинула терем и ложе,
В гневе за славного сына, в ту пору младенца, Ахилла,
Ибо она среди ночи всегда его смертное тело
Тело амбросией, чтобы соделать сына бессмертным
И от него навек отогнать ненавистную старость.
С ложа однажды вскочив, Пелей увидал, как младенец
