столкнула на пол ноутбук вместе с бумагами.

Его губы оторвались от моих, только чтобы продвинуться вниз по моей шее.

Я застонала, почувствовав его горячее дыхание на своей коже, и этого оказалось для него достаточно.

Уже через секунду он был поверх меня, и меня с головой накрыло незнакомое чувство голода.

Я заглушила шепот своего сердца, вцепившись в его рубашку. Я тянула ткань верх до тех пор, пока он не снял ее через голову. Теперь его гладкая загорелая кожа была повсюду, заставляя меня пылать.

Он расстегнул мою блузку, и я, извиваясь, принялась ее стаскивать. Блузка была снята и отброшена на пол рядом с ноутбуком. После чего последовал мой топик, снятый его рукой через мою голову и воспаривший через всю комнату.

Его губы вновь оказались на моих, наша обнаженная кожа слилась воедино, но нам хотелось все больше и больше…

Он оторвал от меня свои губы на несколько дюймов, только чтобы иметь возможность сказать:

— Во сколько позвонит Пэтти?

Я как-то умудрилась взглянуть на часы, чувствуя его губы на своей ключице.

— Не раньше, чем через час, — прошептала я.

— Этого просто не может быть достаточно.

Одним движением он сменил положение, и я оказалась сидящей на его коленях, а мои ноги обвивались вокруг него.

Мои волосы касались кожи — мягкие как шелк, по сравнению с жесткостью его настойчивых рук.

Его чувственные губы двигались по моим плечам, сдвигая лямки лифчика и покусывая мою покалывающую кожу.

Моя голова откинулась назад, в его ждущие руки.

Я прижалась своими бедрами к его и была вознаграждена, когда он простонал и вновь перевернул нас — стремительно и плавно.

Его рот опустился к выпуклости моей груди, выступавшей над чашечкой лифчика.

Мои руки запутались в его густых волосах.

Он целовал все мое тело, опускаясь все ниже и ниже — до углубления пупка, поддерживая руками мою спину и концентрируясь на моей коже.

Я задохнулась, не в состоянии себя контролировать, когда его губы добрались до края моих шорт.

Он расстегнул пуговицу и лизнул открывшуюся чувствительную кожу. Я ахнула, и он издал рычащий низкий звук, прежде чем выдохнуть:

— Сейчас время, чтобы остановить меня, малыш. Ты будешь вот-вот раздета, и ПОВЕРЬ МНЕ, когда я говорю это — потом будет слишком поздно.

Мое тело приобрело абсолютную власть над разумом. Я была не в состоянии думать. Я могла лишь чувствовать его вкус, вдыхать запах, видеть, слышать и осязать его.

Раздражающий шепот постоянно звучал в глубине моего сознания. Но было что-то еще… что-то такое, что до сих пор мне удавалось загонять в самую глубину своего сознания… до этого момента.

Демоническое сомнение.

Мы были прокляты лишь потому, что родились.

Так почему же я так твердо придерживалась правил, которые не очень-то ко мне и относились? Почему бы мне не взять от жизни то, что могу, пока еще есть время? Это не имело никакого отношения к тому, что требовал от нас Фарзуф. Но это имело неоспоримое отношение к тому, кем мы с Кайденом стали друг для друга.

— Нет, Кай, — всхлипнула я, выгибая спину под его горячими пальцами. — Не останавливайся.

Его лицо оказалось снова передо мной, наши губы двигались в безумной гармонии.

Мои руки, оставив его волосы, прошлись по его твердой груди, потом ниже к кубикам пресса, вокруг талии и снова вверх к его спине. Я прижала его к себе. Я не могла поверить, что это происходило.

Волнение и страх перемешались в моей крови.

А затем возникло… смятение.

Он бормотал что-то, чего я не могла разобрать. А потом замотал головой.

Я притянула его к себе снова, но Кайден отстранился, оторвал от себя мои руки и прижав их между нами.

Я подняла свои бедра навстречу ему и с удивлением почувствовала сопротивление.

Что происходит?

— Мы не можем, — едва прошептал он.

— Кай?

Он оттолкнулся от меня, и это оказалось невыносимой пыткой.

Я предприняла последнюю попытку вернуть близость, потянулась к нему, но он превратился в недвижимый камень.

— Проклятье! Энн, пожалуйста! НЕ ДВИГАЙСЯ.

Я застыла, тяжело дыша и пристально глядя в его потемневшие голубые глаза, пока он не оторвал от меня взгляд.

Он перекатился на бок и встал с кровати, мучительно увеличивая расстояние между нами. Застонав, Кайден ухватился за волосы обеими руками, затем начал ходить по комнате, качая головой.

Его кроваво-красный знак пульсировал также сильно, как и моё сердце.

Я села, в полной мере осознавая и чувствуя дыхание холодного воздуха на своей пылающей обнаженной коже.

Схватив подушку, я прижала ее к своей груди в плотном объятии.

Каждый дюйм кожи, который он целовал, как-будто горел огнем. Отказ холодной волной накрыл меня с головой, превращая моё тепло в лед. Сказать, что он не будет моим парнем — это одно.

Но это?

— Ты не хочешь меня.

Столь жалкое признание было бы лучше оставить не произнесенным.

Он застонал снова, на сей раз громче, и сел на корточки, упираясь кулаками в глаза. Он страдал от невыносимой боли. Это было очевидно.

Я хотела дотронуться до него, но понимала, что не могу.

— Не делай этого. — Его голос был отрывистым. — Это был единственный… самый трудный поступок, который я когда-либо совершал в своей жизни.

Он снова поднялся на ноги, и вид его тела заставил мое сердце биться быстрее.

— Тогда, я не понимаю, — прошептала я.

— Ты не сделала ничего плохого, хорошо? — Его голос почти срывался. — Даже на секунду не думай, что я не хочу тебя… — Он остановился и прорычал, прижимая костяшки рук ко лбу. — Это не должно произойти вот так, — произнес он.

— Как так? — спросила я.

— Без обязательств. В комнате отеля.

— Так прими обязательства.

Его лицо напряглось, и он вытянул руки от досады и разочарования.

— Я не могу! — прокричал он. — Я не тот, кто лишит тебя девственности. Потому что ты будешь потом жалеть.

Кайден отвернулся от меня, прижавшись лбом к стене. Он все еще задыхался, когда, развернувшись, опустился вниз: его локти — на коленях, а лицо — в руках.

И тут я наконец начала осознавать истинное значение только что произошедших событий.

Мы были так близко, и Кайден отказал самому себе. Ради меня. Он совершил самопожертвование. Впервые в жизни.

Ради меня.

Он бросил вызов своему демоническому отцу.

Ради меня.

Головокружительный поток эмоций сотряс мое тело, когда все кусочки головоломки, наконец,