комфортно, особенно в летнюю жару. В ней всегда ощущалась прохлада. Рядом со столовой было разбито несколько грядок. Сейчас они освобождались от влаги, прогретые солнцем, испускали пар. Летом на них выращивали лук, укроп, редиску и даже помидоры. Так что на стол служивым попадало немного зелени и овощей. На склоне горы, вверх от столовой, копошились люди. Они выкапывали ниши под склады и холодильник.
Командир полка согласился с предложением Васина. Уголь в торговую организацию был завезён ещё в январе. Ждали, когда оттает земля, чтобы можно было вырыть места для контейнера. И вот сейчас, когда было всё готово, их ждали. Наконец появились два контейнеровоза и кран. Они заехали на территорию полка, а вверх к месту разгрузки подняться не смогли. Колёса увязли в раскисшей глине. Два афганца стропальщика выскочили из кабин и забегали вокруг машин. Обутые в галоши на босу ногу, они тут же увязли, оставив свои галоши в жидкой глине. Отыскали рукой на ощупь свою обувку и бросили в кабину. Подошёл гусеничный тягач. Зацепив по очереди автомашины и кран, подтянул их к месту разгрузки. Наблюдая за этой картиной, Лужин подозвал к себе начальника вещевой службы. Краснощёкий капитан, пытаясь изобразить строевой шаг, разбрызгивая глину во все стороны, подошёл к Лужину.
— Да не брызгай, тоже мне строевик выискался, — замахал командир полка руками. — Вот, тебе один контейнер под вещевой склад.
— Ну, слава богу, а то отбоя от крыс нет. Да и за железом целее будут все вещи.
— Можно подумать, что вы с Мироновым из железного склада не украдете. Как тот цыган поёт: «выкраду вместе с замками». Ты лучше людям пару сапог подари. Видишь, глину месят босыми ногами.
Через минут двадцать начвещ принес две пары новеньких кирзовых сапог. Афганцы увидели такой дорогой подарок, засияли в улыбке. Примерив по одному, закивали головой, что в норме, затем сняли и, связав попарно, повесили себе на шею. Они цепляли крюками за уши контейнера, проворно бегая в раскисшей глине, ни на секунду не расставаясь с бесценным по их меркам подарком. Их красные, как гусиные лапки, ноги месили глину вперемешку со льдом. Лужин подозвал к себе солдата таджика.
— Переведи им, пусть наденут сапоги, простудятся.
Переводчик перевел. Афганцы, болтая и размахивая руками, крутили головами.
— Они сказали, что не будут надевать сапоги — дорогую обувь в мокрой глине держать нельзя.
Разгрузка закончилась. Контейнеры удачно стали в ниши. Солдаты начали засыпать их землей. Пришел заведующий столовой, принес грузчикам и водителям по буханке хлеба и по банке тушенки.
— Тушенка не свиная? — спросил Лужин.
— Что вы, товарищ подполковник, я же знаю, что они свинину не едят. Говядина, тут вот на этикетке бычья голова нарисована. Я специально выбирал, чтобы не было порванных этикеток.
Прапорщик стал раздавать хлеб и тушенку афганцам. Те отмахивались руками. Солдат таджик внимательно выслушал их болтовню и перевел командиру полка:
— Говорят, что не возьмут такого дорогого подарка, не заработали.
— Положи им, прапорщик, в кабины, сами разберутся, — сказал Лужин.
Прапорщик разложил хлеб и тушенку в кабины. Афганцы уехали. Грузовики с горы по пробитой колее выехали легко. Бурцев и Васин стояли рядом возле командира полка. Иногда Васин выкрикивал, подавая команды взводным. Его рота засыпала контейнера землей. Когда над контейнерами стали появляться небольшие бугорки земли, Лужин повернулся к Бурцеву:
— Ну, вот и все, Василий Петрович, дело сделано. Видишь какая нищета, а мы сюда за вшами привалили. Сами от них не так давно избавились.
— Не совсем, нам бы со своей Азией разобраться, Николай Николаевич. Там такая же нищета. В городах, конечно, получше, а в кишлаках то же самое.
— Я, Вася, все это видел, лейтенантом в ТуркВо служил. Нагляделся вот так, — Лужин провел большим пальцем выше головы. — Спроси начальника штаба, он лейтенантом на Курилах служил. Прибыл на Курилы с молодой женой, жить негде. Вырыл себе землянку и жил. Тридцать лет как война кончилась, а уровень жизни офицера так и остался на полтора метра ниже земли. Атомной бомбой весь мир пугают, да вооружение в Африку чёрножопым раздаривают, а свой лейтенант строит землянку и живет в ней, как крот. А мы вот два года в палатках живем, консервированные щи едим. Свою детвору пускай сюда на перевоспитание присылают. Глядишь, исправятся и не будут пьяными по Арбату шарахаться.
— Я думаю, не пошлют, — засмеялся Бурцев.
— Я тоже так думаю, Вася.
Глава 19
Наконец весна вступила в свои права. С гор сошёл снег и только на их вершинах оставались белые шапки. Под ярким афганским солнцем на фоне синего неба стояли гигантские исполины в белых панамах и зелёных мантиях. Пройдёт всего два месяца и палящее солнце сделает своё дело. Панамы растают, а мантии пожухнут, станут серо-жёлтого цвета. А сейчас все склоны гор были покрыты яркой зеленью с красными заплатами из цветущих тюльпанов. Всё это питалось накопившейся в почве от растаявшего снега влагой. По оврагам и овражкам текли прозрачные, как слеза, ручейки. С гор ещё веяло прохладой даже днем. Чистый горный воздух, без пыли и заводского дыма, как это бывает в городах, бодрил, расширял лёгкие. Там внизу, в Кабуле, уже было пыльно и душно. А на его окраине, на возвышенности, от чистого воздуха кружилась голова.
Бурцев сидел на склоне горы, щуря глаза от яркого солнца. Он любовался красотой гор, их синими в белых шапках вершинами и зелёными склонами. «Как прекрасна наша земля, — думал он. — Она многообразна и даже в пустыне, наверное, хороша по-своему. В любом месте, не отрывая глаз, можно любоваться природой. И только там, где появляется человек, гибнет все живое, от дыма фабрик и заводов, от выхлопных газов автомобилей, от ядовитых и зловонных рек. Наступит такой момент, когда матушка- земля устанет от злостного дитяти, и сбросит его, как сбросила гигантских рептилий, пожирающих всё вокруг. И дело не в том, гигантские ли это динозавры или крошечная саранча с огромной численностью. Всё дело в критической массе, которая наносит вред природе, и которую земля может терпеть и прокормить. Когда наступит дисбаланс, земля оставит этот вид один на один с опустошенным им пространством. И пока будет восстанавливаться баланс, в природе этот вид погибнет. Пожалуй, это и будет концом света для человечества».
Весной солнце просушило склоны гор, горные тропинки и дороги. Оживились афганцы. Крестьяне взялись за кетмень, а не желающие работать на земле, достали спрятанные автоматы и винтовки. Работа на дорогах завертелась. Грабились машины, обстреливались блокпосты, в небе горели вертолёты. Сороковая армия возобновила боевые действия. За март и апрель Бурцев был в рейдах уже трижды. Сейчас в конце апреля, прибыв с очередного рейда, все отмывались, чистились, стирались, готовились к майским праздникам. У всех было приподнятое настроение. В праздники можно было немного расслабиться, отдохнуть и забыть о войне.
Первого мая Лужин приказал построить полк в десять часов утра для поздравления всего личного состава. Подразделения за десять минут до построения начали выходить из палаток и строиться на площадке, когда-то расчищенной бульдозером под плац. Замполит развернул клубную машину. С громкоговорителей на весь полк гремела музыка. Это были в основном марши и патриотические песни. Отражаясь от гор, музыка доносилась до афганских жилищ. Офицеры подавали команды своим взводам и ротам, строй полка начал вырисовываться. Появился начальник штаба полка и подал команду «становись». Люди, как муравьи забегали по плацу, организовываясь в единый строй. Ещё несколько минут эта длинная вытянутая цепь из людских тел шевелилась, становясь, все ровнее. В это время к КПП подъехала «Тойота». В маленьком открытом кузове легковушки сидело два афганца. Третий, молодой, рыжий, совсем не похожий на афганца, сидел в отгороженной от кузова кабине за рулём. Не доехав метров двадцать до КПП, машина остановилась. Затем круто развернулась и стала посреди дороги. Дремавший возле шлагбаума солдат лениво поднял голову, окинул взглядом разворачивающуюся машину, понял, что афганцы ошиблись дорогой. Развернулся к машине спиной, облокотился на столб шлагбаума, с ленью, с полудрёмой рассматривал уже вытянувший в струну полк. Афганцы подняли миномёт, лежавший на дне кузова и стали