миг плеснул по стаканам. — А это закусить, — он достал оттуда же несколько кусочков сахара.

— Вот это, да, — только и успел сказать Василий. — Встречать вашего сменщика поеду я, это же мой старый командир полка. Замечательный человек.

— Тебе везёт, Вася, скоро всех старых сослуживцев сюда перетащишь.

Бурцев выбежал со штаба и почти вскочил в подъехавший УАЗ. Открылось окно кабинета Лужина, оттуда раздался окрик.

— Автомат возьми!

Бурцев махнул рукой. Когда машина подъехала к шлагбауму, тот не открылся. Из КПП вышел прапорщик, приложил руку к головному убору.

— Товарищ майор, звонил командир полка, приказал вас не выпускать. Вам прибыть к нему в кабинет. Бурцев возвратился, зашел к Лужину.

— Я, тебя, наверное, неправильно учил, мальчишка. Гибнут в начале по неумению, а в конце из-за собственной глупости, самонадеянности и небрежности. И пока я здесь командир полка и, смею заметить, ещё не сдавший свои дела, соизволь взять оружие и не махать руками.

Бурцев вышел из кабинета командира красный, как рак. Ему было стыдно за этот детский поступок. Он зашёл к себе в кабинет, схватил стоящий на столе графин с водой и вылил себе на голову. Вытер лицо полотенцем, глянул в зеркало, краснота прошла.

Василий взял оружие и поехал на пересылку. Машина подъезжала к окраине Кабула. Замелькали глиняные заборы, лавки с нехитрым товаром и продавцами в лохмотьях, зазывающих покупателей. Попривыкнув в Афганистане, Бурцев уже смотрел на эту чужую жизнь, как на что-то обыденное. Как быстро привыкает человек, подумал он. Ещё совсем недавно с открытым ртом смотрел на всё это.

Возле дворца, где размещался афганский генеральный штаб, дворники усердно мели асфальт большими вениками, за ними шли солдаты-афганцы, и на него ведрами плескали воду. «Наверное, ждут большого начальника, — подумал Бурцев. Всё точно, как у нас. Всё с нас копируют. А в прочем, куда им деваться, кого ещё копировать — советники-то наши. Сидит там этакий большой советник в полковничьем или генеральском чине и пускает пыль в глаза, как он и дома пускал, когда встречал начальника. Лоск наводим, метём, траву красим. Что взять с него, все так делают, его так учили, и он так учит». Бурцев махнул рукой.

Подъехали к аэропорту. Тот гудел своей обыденной жизнью. То и дело в небо взлетали боевые вертолёты, унося с собой смертоносный груз куда-то туда, в горы. Рядом на взлётной полосе ревели транспортные самолёты, привозившие грузы и людей в эту огромную мясорубку. Назад увозили сменившихся, раненых и трупы. Фабрика смерти работала во всю мощь.

Подъехав к пересылке, Бурцев выскочил из машины, и быстро зашагал к палатке, где сидели кадровики. Знакомый Бурцеву подполковник посмотрел на него и спросил:

— За кем прибыл, товарищ майор? — затем внимательно посмотрел в глаза Бурцеву. — А, наверное, Лужин за сменщиком прислал.

— У вас хорошая память, товарищ подполковник, — улыбнулся Бурцев.

— Работа такая, всё время с людьми, сортирую их по дивизиям и полкам, в мозгу что-то и остаётся. — Затем посмотрел в список, лежавший перец ним. — Никольцев ваш ещё в небе, с минуты на минуту будет приземляться, иди, встречай.

Бурцев вышел из палатки и направился к взлётной полосе. Где-то из-за гор раздался гул моторов, появился Ил-76. Он резко начал снижаться, и через минуту уже катился по бетону, затем также резко затормозил и как заправское такси, подкатил к кучке людей, стоявших на краю полосы. Когда свист турбин прекратился, к нему зашагали люди. Задняя часть ИЛа опустилась, и из него по наклонной стали выходить пассажиры.

Раздался шум, возгласы встречающих: кто-то выкрикивал фамилию сменщика, друзья встречали отпускников, везущих им гостинцы и весточку из дома. Наконец появился Никольцев. Он шёл медленно, всматриваясь в лица встречающих. Глаза Бурцева и Никольцева встретились. Никольцев вначале не понял и отвёл их. Затем посмотрел ещё раз. Бурцев заулыбался.

— Вася, а ты-то как здесь? — Никольцев заспешил вниз.

— Как… как… Вот так, вас встречаю. Разрешите представиться, начальник штаба вверенного вам полка.

— Ну, ты, Вася, даёшь! Задержись я немного, ты бы и командиром полка стал.

Наверное, уже всех душманов перебил, и повоевать не дашь?

— А вот этого добра хватит ещё не на одну смену.

— Да, Вася, дурное дело не хитрое. Веди меня, где тут кадровики засели.

Через полчаса они уже сидели в машине.

— Наверное, проголодались? — спросил Бурцев.

— Да, есть немного. В Ташкенте перехватил. На таможне в отстойнике долго держали. Успел проголодаться. Может, в городе заедем, перекусим. За русские покормят?

— Да вы что, остыньте, где вы находитесь? В их харчевнях кушать нельзя.

Посуду, овощи они моют в арыке, а выше по течению дети купаются, тряпьё стирают или осла моют. Там сзади за сидением картонная коробка, в ней сухой паек. — Николъцев достал коробку, стал рыться в ней перебирая консервы.

— О, завтрак туриста. Самое то. Вот и хлебцы есть, страсть, как люблю хлебцы.

— Я тоже их больше люблю, чем хлеб. — Бурцев сунул руку в карман дверцы, достал оттуда нож.

— Возьмите, Вадим Степанович, банку откроете.

— Тебе, Вася, сделать бутерброд?

— Не откажусь, мы с командиром по случаю вашего приезда по пятьдесят грамм приняли, слизистую обжог, а закусил кусочком сахара.

— Возьми, — Николъцев подал хрустяшку с ветчиной, — замори червячка.

Машина въехала в город, замелькали торговые ряды.

— А что, часть в городе стоит? — спросил Никольцев.

— Нет, в другом конце города, — вмешался водитель.

— Пожалуйста, езжай медленнее, — попросил Никольцев, — хочу посмотреть.

— За два года насмотритесь, — засмеялся водитель.

— Возле лавок сновали люди в грязных серых робах, в тюрбанах, тюбетейках, в чепчиках. У открытой курильни сидел афганец и тянул кальян. Все прохожие были босыми или в стоптанных сандалиях. Нищета просматривалась всюду.

Дорогу перегородил ишак, запряженный в арбу. Она была доверху нагружена камнями. Колесо её вскочило в глубокую выбоину. Возница хлестал ишака, а тот всё никак не мог сдвинуть арбу с места. Мимо машины прошла группа женщин. Все были в серой парандже до пят, снизу забрызганные грязью. Они прошли так близко, что через открытое окно УАЗа пахнуло дурным запахом, смеси мочи и немытого тела. К арбе подбежали два молодых человека. Они толкнули её за колесо, и ишак покатил арбу дальше. Дорога освободилась и машины медленно, набирая скорость, поехали дальше. Возле лавки стоял на коленях бородач и оправлял естественные надобности.

— Что он делает! — воскликнул Никольцев.

Афганец взял горсть земли и вытер ею свою плоть и встал с колен.

— Они на коленях мочатся, — засмеялся водитель.

— Вася, ты не знаешь, что мы забыли в этой стране? — обратился к Бурцеву Никольцев.

Бурцев молчал.

— О, дает! — воскликнул Никольцев, — Вася, ты только посмотри. Ты чего притих?

— Насмотрелся уже. Вы говорите, как будто что-то новое обнаружили в «нашем королевстве». Мне ли вам объяснять. С тридцать восьмого года, если посчитать, куда мы лезли, пальцев не хватит.

— Территория почти от океана до океана, — сказал Никольцев, — и всё мало.

— Лезли же в Испанию, Вадим Степанович. Если бы Иосиф тогда победил, как раз бы от Атлантического до Тихого океана, а сейчас, наверное, мечтают от Северного до Индийского.

— Тараканы в головах у вождей, они и мешают нам жить. Сейчас смотришь кино, какие они добренькие, как они испанских детей спасали, в Россию вывозили. Такие человеколюбцы — прямо куда там.