того, во рту все время скапливалась слюна, которую приходилось глотать или сплевывать на половую тряпку. Он закрыл глаза и попытался отключиться.
— Товарищ майор, как вы себя чувствуете? Может, вам лучше уехать? — лейтенант сочувственно смотрел на бледного Берковича.
— Да куда ж я теперь поеду?! Дома меня уже поджидают да и на дачу к себе ехать опасно. За меня взялись серьезно. Вчера Валеру Хромова, сегодня — моя очередь… Пока все не разрешится там, у «папы», лучше быть здесь, с вами, — Беркович улыбнулся и сразу вновь стал серьезным. — Мальчика просто необходимо найти.
— Да… Ведь он может поехать домой, а там с ним все что угодно может случиться. Наконец, он может позвонить… например, в милицию, — продолжал лейтенант.
— А тут где-то есть телефон? — спокойно спросил майор.
— На станции. Только он не работает, я проверил, — вступил в разговор Пахомов.
— Но ведь мальчик может поехать домой, так? — майор посмотрел на Пахомова.
— Пока не может. Сегодня до пяти перерыв в движении. Да и не поедет он!
— Это почему ты так думаешь? — мрачно спросил водителя Пивень, до сих пор молчавший.
— Не поедет. Он наверняка захочет узнать, что с его отцом. Без этого он в город не уедет. Там, на станции, он ведь следил за нами и даже вышел из леса. Нет, домой он ни за что не поедет. Уверен, что он сейчас где-то здесь, около дачи.
— Я тоже так думаю, — после некоторой паузы сказал майор. — А ты как считаешь, Богдан?
Пивень молчал, глядя на водителя тяжелым изучающим взглядом: по всему было видно, что Сергей Пахомов, этот нервный и грубоватый человек лет двадцати семи, с пахнущими бензином руками с грязными ногтями вызывает в нем глухое раздражение.
— Ладно, — майор покачал головой. — Ну что, отпустим папашу «погулять»? — спросил он, окинув взглядом всех присутствующих.
— Думаешь, на «живца» поймать пацана, майор? — Пивень ухмыльнулся и посмотрел в окно.
— А ты, стратег, что-то другое предлагаешь?
— Да нет, можно выпустить, конечно, а можно и не выпускать. Мальчишка все равно прибежит сюда и попробует каким-то образом узнать об отце, — сказал Пивень.
— Тоже верно. Психолог ты, Богдаша… «Папе» звонить будем?
— Он сказал, что сам нам позвонит, — Пивень посмотрел на майора.
— Ладно, не будем пока звонить «папе», чтобы не огорчать его понапрасну. А пока вот что…
Развернувшись, мальчик побежал к даче. Он надеялся, что все уладится, что отец жив…
Неожиданно Половцев открыл глаза и вскочил с дивана. Ему показалось, что кто-то в самое ухо крикнул ему: «Вставай!».
Он прислушался: на веранде продолжался разговор. Слов нельзя было разобрать: был слышен лишь гул различной тональности. Сердце Половцева вдруг бешено запрыгало в грудной клетке.
Он подошел к окну: во дворе никого не было видно. Если Андрей сейчас наблюдает за домом, он обязательно приметит вылезающего из окна отца. И все же воспользоваться именно этим окном было опасно. А вдруг кто-нибудь из «друзей» сидит сейчас на крыльце?
В комнате было еще одно окно, которое закрывал старый комод, на котором стоял телевизор. Это окно выходило прямо на шоссе.
Литератор подошел к нему и, сдвинув телевизор в сторону, осторожно отогнул штору. На обочине шоссе стояло два автомобиля: «Волга» и «Жигули», кажется, «девятка». Рядом с автомобилями никого не было.
«Я ничего не теряю, — думал Половцев, раскрывая окно и стараясь при этом не шуметь. — Даже если они меня схватят, что они мне сделают? Имею же я на это право в собственном доме?!»
Когда окно под напором массивного тела литератора с хрустом раскрылось наружу, он даже не поверил, что сейчас убежит. Это было бы слишком просто. В висках стучали паровые молоты, руки дрожали от слабости.
Он не удержался на подоконнике и рухнул прямо в куст шиповника, немедленно с радостью вонзившего в него все свои шипы. Но Половцев даже не почувствовал боли — так велико было его волнение.
Он буквально дополз на брюхе до штакетника. Где-то здесь должна была находиться дыра: штакетины держались на одном гвозде. Найдя дыру, он попытался просунуть в неё свое тело. Если Половцев-младший пролезал в эту дыру, не останавливаясь и даже не снижая скорости, то Половцев-старший мог просунуть в нее только голову и плечи — его зад, зад человека умственного труда, не проходил ни при каких обстоятельствах.
Обливаясь потом от напряжения и волнения, Половцев избегал смотреть назад: он просто боялся увидеть стоящих позади себя «друзей», весело перемигивающихся и указывающих пальцами на его тюленье тело.
Вцепившись обеими руками в штакетины, он неожиданно для себя легко вырвал их из забора вместе с гвоздями. («Ведь могу еще!» — радостно затрепетало сердце чуть выше желудка.)
Перед тем как юркнуть в проход, он оглянулся. Из окна выглядывал бледный Богдан Григорьевич, а молодой человек, которого литератор завалил в лесу, как медведя, уже стоял на подоконнике, готовый прыгнуть вниз.
Половцев нырнул в лаз и побежал к шоссе.
Проскочив между припаркованными автомобилями и перекатившись через асфальт буквально в нескольких сантиметрах от бампера первой машины целой колонны военных грузовиков, он нырнул вниз по склону, натыкаясь на молодые сосны и ели и ломая их, как боевая машина пехоты.
Самым главным для литератора было сейчас не угодить ногой в какую-нибудь яму и не упасть. Только точность движений его тяжелых ног и совсем немного везения могли увенчать этот побег успехом.
И все же у Половцева был один шанс из ста. Странно, но ватные от волнения ноги его работали на редкость слаженно, словно это не толстяк-литератор бежал под уклон, а какой-то сорванец, вообразивший себя Тарзаном. Однако и это не спасло бы Половцева, если бы не колонна военных грузовиков, едущих на большой скорости с небольшим интервалом между машинами…
Никто из преследователей не решался броситься между грузовиками (действительно, этот придурковатый литератор не стоил их жизней!). Они лишь с нетерпением ждали, когда колонна пройдет. Грузовики подарили Половцеву секунд пятнадцать-двадцать. Но в запасе у литератора было еще знание леса, его тропинок и оврагов…
Ему нужно было только дотянуть до первого холма: там находилось несколько воронок и небольших канав, поросших по краям черничником и мелким кустарником. В этих канавах можно было затаиться.
Когда Половцев уже достиг холма, он услышал сзади треск ломающихся сучьев и крики: «друзья» бежали по склону, выкрикивая в адрес беглеца что-то совсем нецензурное.
Предприняв отчаянный рывок, он постарался скрыться из поля зрения преследователей, взяв резко вправо. Где-то здесь была одна из воронок, по форме и размерам напоминавшая могилу, которую маскировал густой черничник и которая была скрыта от глаз, как волчья яма. Половцев никогда не знал точно, где именно она должна находиться. Но в этот раз ноги несли его прямо к этой «могиле», словно кто- то толкал его вперед…
Не добегая до нее нескольких шагов, литератор, как заправский разведчик, который всегда успевает в самый последний момент и ничего не боится, рыбкой нырнул в черничник, стелющийся по склону сплошным темно-зеленым покровом.
